Этот зал, при его монументальных размерах, казался почти пустым. На другом его конце, у одного из диванов, стояли три человека. Из них двое, очевидно, были союзниками, а третья, женщина, — враждебной стороной. По высокому росту в ней сразу можно было признать Нору Шаттих. Прикованной к лестнице Марго она казалась актером, изображающим разгневанного полководца на отдаленной от зрителя сцене. Поэтому двое других оставались на заднем плане, впрочем они отнюдь и не были заинтересованы в том, чтобы выдвинуться на авансцену.
Нора Шаттих кричала, и стены, привыкшие к иной музыке, отражали этот крик невнятным и слабым отзвуком.
— В этом зале! — вопила она. — Подумать только, именно в этом зале! — Она кричала, что Мариетта будет арестована, во-первых, за осквернение зала заседаний, во-вторых, за совращение несовершеннолетнего. — Это уже два преступления! — отмечала она.
Марго силилась разглядеть этого несовершеннолетнего, но Мариетта его заслоняла; став между ним и Норой, она клялась, что ничего особенного не случилось. Просто захотелось молодому человеку осмотреть зал — вот и все.
— Как вы сюда проникли? — допытывался возмущенный полководец. — Ни одному твоему слову не верю. Ты уволена. Но прежде всего я хочу знать, как вы это сделали.
— Я показала ему, — нагло заявила Мариетта.
— Что она тебе показала?
Невидимый юноша ничего не ответил, но горничная пояснила:
— Что ему достаточно спуститься с пятого этажа на террасу, а уж я отворю ему дверь на лестницу.
— А выйти как? Ведь я не могла бы не заметить вашей возни надо мной.
— Я думала выпустить его внизу. Вам и невдомек, сударыня, что по нашей внутренней лестнице можно пройти не только в кабинет господина Шаттиха. Летом, сударыня, когда вы были в отъезде, он приказал подвести лестницу к выходным дверям.
— Все, что вы сказали, будет проверено. Отправляйтесь в свою комнату, — холодно приказал полководец.
— Вы сами видите, что барин может впускать к себе и выпускать кого душе угодно, — невозмутимо продолжала горничная. — Не нужны ему ни парадная лестница, ни лифт. Даже швейцар с женой и те не видят, когда Шаттих потихоньку смывается. Но они все равно болтают.
Дама, хоть и владела собой, все же села.
— Я отдам вас в руки властей! — сказала она дрогнувшим голосом.
Мици, она же Мариетта, заговорила теперь чуть ли не сочувственным тоном:
— Это уж дело ваше, сударыня. Тогда уж я волей-неволей, а выложу все. Мне ведь пришлось дать слово барину, что вы ничего не узнаете. Да и могла ли я говорить? Ведь барин велел мне находиться в зале заседаний при его ночных красотках, — конечно, всё чин чином, только чтобы прислуживать.
Все это слышно было Марго, которая, подавшись вперед, стояла на нижней ступеньке лестницы. Коварство и дерзость горничной, надменность и отчаяние хозяйки — ничто от нее не ускользнуло. Уже ничему больше не удивляясь, Марго мысленно охватила внутреннюю архитектуру дома, так неожиданно ей открывшуюся. Когда Нора Шаттих бессильно опустилась на диван, Мици-Мариетта отошла от своего юного сообщника, и Марго увидела, что это не кто иной, как ее младший брат Эрнст.
От этого все впечатления Марго сместились в область фантастического. Она была уверена, что это не сон, однако людям и вещам позволялось здесь жить более вольной и капризной жизнью, чем в повседневной действительности. Ее брат Эрнст, механик, воплощенная трезвость, попал в положение… как бы его назвать? Марго порылась в памяти, но обнаружила там лишь физиономии молодых людей, виденные на экране. Нора Шаттих вернулась к теме совращения несовершеннолетнего, к его — как она выражалась — невинности, в которую Марго совершенно не верила.
— Ты был еще невинен? — вопрошала Нора молодого человека, обращаясь к нему на «ты».
Ответа Марго не слышала, но надеялась, что он и не станет отвечать на такой дурацкий вопрос. Практичность, ранний житейский опыт Норы составляли разительный контраст с ее допотопными понятиями. «Такой здоровый парень!» — думала Марго и просто отвернулась от сцены, на которой разыгрывалось это действо. Она не заметила, как прокралась к ней Мариетта: та словно из-под земли выросла.