Марго поняла, что сюда включается и она. Если он хочет овладеть ею, то главным образом как дочерью Бирка.
— Не из корысти. Это вопрос честолюбия. Понятно? Но тебя я сделаю участницей в деле. Уж на этот раз поверь мне. Я как раз созрел для того, чтобы отдаться тебе в плен. И ты вовремя возьмешь меня в свои руки. Поняла?
— Я несколько раз слышала — участие в деле. А в чем участвовать? Вы имеете в виду изобретение? Кто же покупатель?
— Это уж моя забота. Я сам, разумеется, создам компанию для реализации изобретения. Тебе нужны доказательства? В большом зале, под нами, будет заседание.
Марго уже готова была кой-чему поверить. Но упоминание о большом зале, который она как раз сегодня обозревала, снова все опрокинуло.
— Вот что, — решила она. — Если вам нечего от меня скрывать, возьмите меня в Берлин.
— Возьму ли я тебя в Берлин! Даже под хлороформом, если бы это понадобилось! Надеюсь, что ты сразу там и останешься.
— Я ведь замужем.
— А я женат. Ничего, все наладится. С женой я порвал. А тебе на что этот служащий, мелкая сошка?
— Вы могли бы помочь ему выдвинуться.
— Вот что тебе нужно? Ты готова остаться на втором плане, а могла бы быть первой. Я женюсь на тебе.
Шаттих говорил едва слышно, голос его срывался, он тяжело дышал. Если слова его и были лживы, вожделение его было искренне; при всей своей осторожности Марго уже не сомневалась в этом. Она хладнокровно соображала: что можно на этом выгадать?
— Когда госпожа Шаттих перестала бывать в вашем берлинском доме? — спросила она тоном врача, опрашивающего пациента.
— Постой-ка, милочка… С тех пор как я уже не глава правительства.
— А ведь может случиться, что вы станете им снова.
— Еще бы! Во-первых, наверху сидят все те же лица. Кроме того, в моем распоряжении Союз рационализации Германии.
— Тогда снова появится на сцене ваша жена?
— Как раз наоборот. Мне не подняться, если она не исчезнет с моего горизонта.
Марго старалась — и не без успеха — сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы не выдать своих впечатлений. Отодвинув ногой стул и заложив руки за спину, Шаттих ходил перед ней взад и вперед. Через каждые три-четыре шага он поворачивал к ней голову. Ей приходилось быть начеку.
— Дело мое верное, меня им никак не обойти. О, я знаю, колеса будут вертеться и без меня; что делает один, сделает и другой. Всем нам грош цена. Но очень уж много людей у меня в руках. Я умею разбираться в людях, это у меня от природы, я на этом зубы съел.
Он приставил указательный палец к виску и многозначительно поглядел на Марго; она попыталась придать своему лицу сочувственное выражение. «Дело дрянь, — думала она удрученно. — «Умею разбираться в людях», — значит, и во мне он кое-что разглядит. Поймет, что я предала его жене и науськиваю на него Мулле».
Но тут Шаттих сказал:
— Тебя, милочка, я возьму голыми руками. Ты готова в лепешку расшибиться ради какого-то ничтожества, которому все равно никогда не видать успеха, — как же полезна ты будешь мне — здесь ведь успех обеспечен! — Он делал паузы, останавливался и вперял в нее взгляд.
А Марго думала: «Как же, дожидайся! У твоей жены не осталось денег, и в этом все дело». Вслух она сказала:
— Я вас понимаю. Такие люди, как Шаттих, с холодной улыбкой перешагнут через труп. В свое время женитьба продвинула вас вперед. Теперь она стала для вас тормозом.
— Мы понимаем друг друга, — подтвердил он. — Как легко нахожу я общий язык с нынешней молодежью — даже странно! Трезвостью взглядов я, как видно, опередил свою эпоху.
— В определенном возрасте все вы подгниваете, — вставила Марго. — Но бывают исключения, — добавила она, как показалось Шаттиху, с глубокой верой в то единственное исключение, которое она подразумевала.
— Я ненавижу романтику. — Шаттих поднялся на цыпочки. — А если ею еще кичатся, как культурной ценностью, — тут уж я свирепею. — Он тяжело опустился на пятки. — Довольно долго я верил в превосходство своей более культурной жены. Но сегодня я заявляю: Германия в опасности. Ей нужны мужчины.
— Вы один из них, — поддакнула ему Марго.
— Мои установки более современны, а жена пусть…
Глазом не моргнув, Марго дослушала конец фразы.
— Ты-то принимаешь меня, каков я есть, — сказал Шаттих — и в этом он не ошибся. — Жена меня презирает, — добавил он прищурившись. — Ну, она свое получит, узнает, где раки зимуют. — Вдруг он неизвестно почему перешел на игривый тон. — Золото мое, мы сейчас устроим с тобой одну штуку.