По пути, в одной из комнат, с ними поздоровался юный комик, которого фон Лист захватил с собой.
— Он похитил меня на ковре-самолете, — сказал любимец публики, — сразу же после моего вечернего выступления. Честное слово, я еще не успел снять зеленый парик.
Впрочем, он слыл второразрядным актером и поэтому подвизался у Листа. Выдающиеся актеры у Листа не бывали. Товарищи комика, сидевшие у зеркал за гримом, все же ему завидовали: его гонорар за сегодняшний вечер приближался к голливудскому. Но когда оба господина прошли мимо, не удостоив его ответом, актер презрительно сказал:
— Разве они понимают, что значит быть на виду у публики?
Шаттих и его гость хотели отворить дверь в одну из комнат, но оттуда донесся взрыв хохота. Это смеялись приезжие нимфы, и оба по безмолвному уговору решили отложить встречу с ними. Соседняя комната казалась пустой, они вошли.
Фон Лист тотчас же достал план строительного участка, но Шаттих его остановил.
— Минуточку! У меня тоже есть дело, и не маленькое. Я сказал бы даже — большое. Мой старый друг Бирк… — И он стал пространно излагать свои веские соображения — почему он считает Бирка человеком безусловно надежным, а его изобретение — настоящим делом. — И в довершение всего мой старый друг Бирк из тех людей, что могут даром, ну совсем даром уступить другому любое большое дело.
— С его-то опытом? — недоверчиво спросил компаньон.
— Уж будьте уверены, я своего друга знаю, он страшный чудак.
Тут только они спохватились, что поблизости от них сидит нагая женщина. В глубине большого зеркала, у которого остановились хозяин и гость, они увидали отражение ее отражения в другом зеркале. Сама же особа сидела за баррикадой из стульев, на которую были накинуты ковры. Они подошли поближе и поздоровались.
— Не стесняйтесь, пожалуйста, — произнес голос, в котором звучало бездонное равнодушие.
— Если наше присутствие вас не беспокоит, — счел нужным бросить Шаттих.
Голая женщина, бедра которой все же его поразили, ответила:
— Да наплевать!
Обе стороны, считая вопрос решенным, занялись своими делами. Шаттих стал рассказывать фон Листу, какими средствами он намеревается отбить изобретение у зятя Бирка — нахального, но не очень-то смекалистого юнца. Инга — ибо это была она — накладывала на лицо румяна. Она сидела в чем мать родила за баррикадой из стульев, которую сама возвела, и от страха дрожала всем телом. Что, если Шаттих узнает ее! Поэтому она так намазалась, что даже родная сестра Марго наверняка бы ее не узнала.
В Спортпаласте Инга держала себя так или почти так, как виделось и слышалось Марго, положившей руку на трубку телефона. Разумеется, Марго ничего не знала о берлинских артистах эстрады и экрана, ненадолго заглянувших в Спортпаласт. Они явились как раз в тот момент, когда Брюстунг дрался с Альваресом. Кто первый заметил любимца берлинской публики? Кто был даже лично знаком с ним? Эман. Он и перезнакомил их всех. Исключительно из пристрастия к связям. Инге даже не пришлось его просить. Но узнав, по какой причине приехали актеры, Инга уверила эстрадную знаменитость, что всегда страстно мечтала о сцене, и наплела ему с три короба о своих талантах. Он тут же перешел с ней на «ты» и без всяких возражений согласился взять ее с собой к Шаттиху.
— Там будет мужская компания. Когда чинные провинциалы срываются с цепи, им море по колено. Вот тебе идея: разденься догола. При твоем-то сложении! Полная гарантия успеха!
— Идет! — бесшабашно ответила Инга, словно это был для нее пустяк. Она думала: «Уехать, уехать! Экран? Сузи считает, что тут может сыграть роль концерн, продажа участка. А меня, может быть, выручит мое сложение? Уехать и взять с собой моего Эма. Уж я устрою его», — думала она. В данную минуту ей казалось, что устроить себя и его — это еще самое легкое, а вот удержать его — сберечь то, что добыто правдой или неправдой, — куда труднее. Они оба уже поняли свою ошибку. Они еще будут желать друг друга, но затем придет следующий. Брюстунг? Или еще до него — актер, который уже теперь с ней на «ты» и явно ее желает?
Во время антракта Инга безуспешно разыскивала Эмануэля в шумной толпе. «Нам надо уехать, тебе понятно?» — думает она. Чтобы он это понял, Инга хочет возбудить в нем ревность. Да, ревность заставит его решиться. Она тайком уходит с актером из Спортпаласта. Ее мучает головная боль, она перебирает в уме доводы, которые могла бы привести в свое оправдание. «У него столько врагов, мой долг — его охранять. Если он не будет так уверен во мне, то станет сговорчивее. Кто знает, может быть Шаттих, когда я приду, будет пьян и начнет приставать ко мне с грязными предложениями. А я сбегу, расскажу об этом Эму, и он как следует всыплет Шаттиху. И тогда нам легче будет сделать большое дело! А у Шаттиха только слюнки потекут». Вот какими радостными и сбивчивыми мыслями оправдывала Инга свой сомнительный шаг.