Тут Нора дошла до самого жгучего из всех обвинений и уже с ним не расставалась. Если она состарилась, то по вине мужа. С этой минуты ненависть клокотала в ее душе с неистовой силой. Его пошлость пропорциональна ее неудачам, его деньги — ее годам; в нем не было ничего, что не вызывало бы в ее груди бури ненависти. Она вскочила и принялась ходить по комнате, заложив руки за спину. В довершение всего она вспомнила о принце — только его и не хватало в эту минуту полной душевной сумятицы.
Как-то во время больших маневров ее представили принцу. Ведь ее отец знал самого императора! Ей, жене рейхсканцлера, хотелось пленить принца, напомнить ему о себе, хотелось возродить славу, которая наконец-то исходила бы не от выскочки Шаттиха. Она не могла пригласить принца к себе, но у нее была возможность встретиться с ним в доме ее друзей. Встреча состоялась. Хозяйка дома повела Нору Шаттих к сыну венценосца сквозь толпу гостей. Он услышал ее фамилию. Пока несчастная делала церемонный книксен, принц громко спросил окружающих: «Жена спекулянта?» Когда она выпрямилась, он уже повернулся к ней спиной. Добрые люди просветили ее. Принц недавно продал свое поместье. Шаттих примазался к этому делу в роли посредника и положил в карман на полмиллиона больше, чем полагалось. В то время он, разумеется, еще не возглавлял правительства.
Нора металась по комнате как затравленная. Она зажгла все лампы. Любое освещение будет недостаточно ослепительным, когда в этого постылого человека ударит молния ее взгляда. Только она подумала о своих сверкающих глазах, как заметила при ярком свете две поблескивающие на полу жемчужины. Нора подобрала их и пошла дальше уже менее стремительным шагом; она притворялась сама перед собой, будто вовсе не ищет, но как только находила жемчужину, с отсутствующим видом поднимала ее с ковра. Напоследок ее обманула своим блеском простая булавка. В это мгновение вошел Шаттих. Нора едва успела подняться.
Прошло некоторое время, прежде чем Шаттих решил разузнать, что замышляет его грозная супруга. Он не прочь был оставить ее на произвол судьбы и улететь на рассвете со своим другом фон Листом, даже не повидавшись с Норой. Листу пришлось напомнить ему, на что способна женщина в ее годы. Еще кинется следом за ним, а при делах, которые они затевают в Берлине, это нежелательно. Но Шаттих упорно стоял на том, что прежде им надо еще кутнуть на пышном празднестве в честь Союза рационализации Германии. Ночка будет из ряду вон! Но фон Лист чуть ли не силой проводил его к Норе. Он наставлял его:
— Держитесь твердо! Новые помехи были бы весьма некстати. Меня очень удивило бы, если бы ваша жена не заинтересовалась изобретением и не вступила в союз с нашими противниками. В случае развода она козырнет и этим.
— Вымогатели у меня всегда оставались с носом, — уверял Шаттих. — Через полчасика, не позже, я вернусь, а пока что взбодрите наших голеньких балерин.
— Так или иначе — в шесть утра на аэродроме, — напомнил фон Лист, настроенный довольно скептически.
Они дошли до двери, и Лист внезапно попрощался. Шаттих резким движением распахнул дверь. Нора только что поднялась с пола и неожиданно для самой себя сказала:
— Будь любезен, помоги мне собрать жемчуг.
— Как раз теперь я могу заняться более выгодным делом, — насмешливо ответил он.
— Для тебя? — спросила она. — Сомневаюсь. По-видимому, твоя песенка спета. Можешь спокойно ползать по полу — как тебе и пристало. Прося моей руки, ты бросился на колени. В то время всякая мелюзга позволяла себе такие вещи.
Удар кулаком по столу — и перед оробевшей женщиной уже стоит, вытянувшись во весь рост, государственный муж. Вот-вот он взмахнет красным портфелем и пригрозит рейхстагу роспуском!
«Голова у него огурцом, — подумала Нора, чтобы придать себе храбрости. — У него всегда была такая голова. И у всей этой братии». Перед ней промелькнула целая галерея людей, стоявших во главе политики и экономики, — у всех был одинаковый череп. И у него такой же — голый, кверху суженный и теперь, при ярком освещении, поражающий своим бесполезно высоким сводом.
— К делу! — приказал он. — Твои остроумные определения никого не интересуют.