А шестой день был днем гнусных открытий.
Любезный инспектор дал знать Паоло Тарзису, что имеет ему сообщить кое-какие сведения, в высшей степени деликатного характера, касающиеся таинственных событий ужасной ночи. «Что там может быть еще нового? Что еще более прискорбного?» — спрашивал себя человек, переживший все катастрофы; в это время он уже совсем приготовился в путь.
В это время Изабелла уже, может быть, ехала по Вольтерранской земле среди меловых ломок Вальдеры, среди бесплодных обнажений; с гипсового холма ей должен был открыться стоящий на вершине горы, как на краю дантовской башни, Город Ветров и Камня со своей длинной линией стен и башен.
Как бы провожая ее в своем воображении до трех кипарисов, стоявших вроде трех орудий мучений на голом холме, он решил пройти через площадь Сан-Фиренце, прежде чем пойти на беседу, сулившую неожиданности. Маленькая дверь, через которую она входила в церковь, имела над собой окно с железной решеткой. Фасад был белый, и на стенах среди камней были гербы, к стене была приставлена большая деревянная лестница; две другие лестницы лежали на полу — являлась мысль, что подобные лестницы могли быть приставлены к крестам, на которых распинали людей; в стороне от входа стояла вынесенная из церкви кафедра.
Все эти предметы, виденные им в первый раз, оживились для него дыханием жизни, как будто в них вселился жизненный дух Изабеллы. Сердце у него налилось отчаянной жалостью, когда он разглядел в полумраке маленький бассейн со святой водой, в нем поблескивала вода, та самая, в которой, может быть, бедная больная по привычке помочила свои пальцы перед крестным знамением.
Он прошел по могильной плите, по короткому коридору с черными шкафами по сторонам. Вошел в церковь; взглянул на черные и белые плиты пола, на котором она стояла на коленях перед мраморной балюстрадой, окружавшей алтарь; посмотрел более пристально. Вид всех предметов отпечатался на его скорби один за другим, не сливаясь друг с другом.
«Что она делала все время, пока была тут? Стояла на коленях? Сидела? Молилась? Могла ли она еще молиться? И о чем она могла молиться?» Он глядел, не отрывая глаз; и глаза у него расширялись, желая все видеть, все воспринять, и все лицо сияло жизнью взгляда, как в тот час, в Мантуе, как в том месте, где все видимые знаки говорили и все призраки пели.
Под куполом над алтарем, посвященным Пресвятой Деве, вокруг лика ее шел венец из принесенных по обету сердец. По сторонам горели две серебряных лампады. И с обеих сторон были запертые двери, в середине которых сверкало по объятому пламенем золотому сердцу; и над той и над другой дверью была надпись: Reliquae sanctorum; у правой стены была исповедальня; у левой — другая; и возле них по скамейке. «На которой из них она сидела?»
Ему показалось, что он угадал на которой, и на эту он и сел. Через слуховое окно он заметил, что спускались сумерки. Через решетку ему видны были высокие светлые колонны, поддерживавшие белую церковь. Ему видны были темные проходы, и в них шкафы и сиденья с исповедниками. Мимо него прошла женщина, одетая почти в лохмотья, и посмотрела на него лихорадочным взором, в котором стояла бесконечная жалоба. Не говоря ни слова, протянула ему руку. Получивши милостыню, не поблагодарила; исчезла в полумраке, волоча ноги, как будто у нее были раздроблены бедра.
Полумрак спускался все гуще, и на место прошедшей нищей перед ним встало на мгновение видение Изабеллы, подобное столбу горячего пепла, со стигматами на губах.
Он поднялся с своего места, боясь галлюцинации; прошел по коридору; вышел на площадь. Были уже зажжены фонари. На фоне серебристого неба стояла каменная громада Варджелло. Голубоватая колокольня Бадии ждала, когда на верхушке ее зажжется первая звезда. Вдоль тротуара стоял ряд извозчичьих карет с усталыми, понуро опустившими головы лошадьми, с извозчиками, развалившимися вроде пьяных или сумасшедших. «Который из них вез бедную больную с ее двумя спутниками?»
Он пошел по улице Проконсула мимо собора в ясной и теплой атмосфере серебристого апрельского вечера и направился к знакомому учреждению — приюту стыда. Опять ему ударил в нос необъяснимый запах, который вместе с запахом больницы и тюрьмы принадлежит к числу самых безотрадных в мире. Вспомнил про неведомую женщину с полосатым передником.