Казимир. Вообще слово – лицо с низко надвинутой шляпой. Мыслимое в нем предшествует словесному, слышимому. Отсюда «Беотия», «Италия», «Таврида», «Волынь» – тени, брошенные «землей волов» на звук.
Олег. Важно отметить, что судьба звуков на протяжении слова не одинакова и что начальный звук имеет особую природу, отличную от природы своих спутников. Примеры упорства этого звука при перемене остальных: Англия и Альбион, Иберия и Испания. Ш и Г упорно стоят в начале имен многих немецких мылителей: Шиллер, Шопенгауер, Шлегель, Гете, Гейне, Гейзе, Гегель, Гауптман.
В России начинается с Б мятеж ради мятежа. Иногда правящий род и страна начинаются с общего начального звука (Германия: Гогенцоллерны, Габсбурги; Русь: Рюриковичи, <Романовы>). Двойственность, раздел древнего мира на Г и Р (Греция и Рим), в новом веке имеет русских и германцев (немцев). Здесь Г и Р древнее, чем страны. Это не есть игра случая. «Рок» имеет двойное значение судьбы и языка. Первый звук, в отличие от других, есть проволока, русло токов судьбы.
Казимир. И имеет трубчатое строение, и им слух пользуется, чтобы услышать будущее в неясных говорах.
Олег. Да, он есть как бы позвоночный столб слова. Рассудочный свод языка древнее словесного и не изменяется, когда изменяется язык, повторяясь в позднейших оборотах. Так, «теплый» и сейчас имеет бранный смысл («теплые люди»), а «свет, светик» – ласковый, приветливый («светик ясный»). Между тем это старинное противопоставление грешного начала (от слова гореть) и святого (от свет, светить). Древнему разуму просвечивались сквозь нравственные порядки вещественные силы.
Казимир. Как прекрасен был Винтанюк в его отзыве о завоевателе: «человек здоровый, лицо сухое, а пузо не малое».
Олег. О, он неувядающий учитель слога, образчик красноречия, столетний судья. Это приговор ста лет. Романченко – учитель замысла. Я вижу бурное черное море, гребень молний и одинокого пловца. Смотри, как Р, точно край облака, освещенный судьбой, сопутствует одной паре народов, от колыбели до современности, а Г – другой. Итак, природа первого звука иная, чем остальных. А упорно стоит в начале названий материков – Азия, Африка, Америка, Австралия, хотя названия относятся к разным языкам. Может быть, помимо современности, в этих словах воскресает слог А праязыка, означавший сушу.
<1913>
Спор о первенстве
Как восстановить право на первенство в одном сложном ученом споре? В особенности, если черноглазый рокочущий истец плохо знаком с законами, а сомнительный ответчик давно под землей?
Северным странам, где солнце никогда не бывает буднем, известен соловей (красношейка). В границах правильного круга у него на груди красное пятно свежей крови. Красное пламя величиной с видимые размеры солнца. На сером скромном оперении северной птицы оно удлиняет вечер, вспорхнув среди кустарников после заката, и солнце на птице зверю заменяет закатившееся, звездное. Птица кажется черноглазым капищем с клювом, чирикая, поворачивающим свою грудь к людям. Небольшое небо, иногда с козявкой во рту.
Тело исчезает в сумраке. Видно только лже-солнце (ясный, как жар, малиновый кружок). Сумрак. Ивы. Значит ли это высокомерное пламя своего рода проповедь «будем как солнце»? Или это было бы глупо для северной службы солнцу – порхающего капища с песнью, черным клювом, ногами, живым желудком и крылатого?
Скорее здесь можно прочесть указанье на свою родословную, мысль «я – солнечного происхождения», обращенную к ивам и подруге, вероятно, другого предка. Но грекам было знакомо близкое учение. Именно Аполлон (юноша-солнце) соединил в своей природе: 1) солнце, 2) земные лучи мужества. Может быть, и те и другие (греки и соловьи) были независимы друг от друга в своих исканиях, но право первенства все же за соловьем – живым северным храмом солнцу, то есть соотечественником.
Солнце одно, и <оно> вблизи земли. Звезд много, и они вдали. Но само солнце – только одна из звезд.
Дело ума родственно с делом сердца; и страсти и мысли – одной породы, и разнятся лишь числами. Именно ум ведает многими, но дальними, а сердце – чем-то одним и близким.
Ум относится к отдаленному множеству, сердце – к одному, стоящему рядом. S = k/n·t, где S – ум или сердце, n – число, t – расстояние.
Отыскивая земное в <звездном>, можно сказать: ум от звезд, сердце от солнца.
Но Ислам возник в двойном поясе, вблизи от солнца как вера Солнца. Месть и страсть.
Вера ума не должна ли родиться вдали от солнца, у льдов севера?
Табити и холодный рассудок. Скифы. Ось. О звуке написано море книг по имени Скучное. Среди них – одинокий остров – мнение маньчжурских татар: 29–30 звуков азбуки суть 30 дней месяца и что звук азбуки есть скрип Месяца, слышимый земным слухом. Маньчжурские татары и Пифагор подают друг другу руки. Сквозь прозрачную азбуку виден месяц.
Если взять число лет, равное числу дней в месяце, то мы будем иметь правящие людом могучие времена 27, 28 и 29 лет, каждое с особой судьбой и особым жезлом.
28 лет управляет сменой поколений. Смена волн поколений.
Несколько примеров: Пушкин родился через 28·2 после Державина, Чебышев через 28 после Лобачевского, Герцен через 28·6 после Мазепы.
Петр Великий через 28 после Мазепы, оба встретились при Полтаве. Эльбрусы своих поколений Карамзин и Чаадаев тоже через 28. Волынский через 28·2 после Никона. Пугачев через 28·7 после Иоанна Грозного. Через 28·2 Карамзин и Забелин. Карамзин и Катков 28·2. Пугачев и Белинский 28·3. Никон и Кутузов 28·3 (и Крижанич 28·4).
1765 Карамзин
1644 Мазепа
1821 Катков
1793 Чаадаев
1633 Голицын
1799 Пушкин
/
Чаадаев 1793
Петр Великий 1672
Витте 1849
Катков 1821
Волынский 1661
Победоносцев 1827
показывают, что через 28 лет поколения вступают в борьбу с задачами поколения на 28 лет более раннего (Мазепа и Петр).
До некоторой степени можно говорить, что если когда-то родился человек с «звездой жизни» А, то путь в = −А изберет поколение, пришедшее через 28 лет.
Так сменяются «жизненные звезды», подразумевая под ними только известный способ говорить.
У поколения Карамзина с греко-римским совпадало все лучшее под солнцем, и Карамзин тяжелой полкой своих книг нарядил предков в римские доблести, чтобы все лучшее совпадало с именем русского.
Поколение Чаадаева разделось от одежд портно<го> Карамзин<а>. Пушкин видел «Оправдание Сумасшедшего» и «Государство Российское»; католичество у Карамзина и у Чаадаева относятся друг к другу, как черный и белый цвет. А Катков через Чаадаева может подать руку Карамзину. Также последователи Каткова с наибольшим осуждением и духом борьбы относились к государственной деятельности одного современника. Пространство более вещественно, чем числа.
Лобачевский захотел построить другой, несуществующий, вещественный мир, а Чебышев дал большую стройность не вещественному, но существующему уже миру чисел.
Через Польшу Украйна была доступна лучам Запада, что давало ей особую от Московского государства природу и вызвало Мазепу. Петр Великий «окном в Европу» (Пушкин) для великороссов устранил раскол и как сама победа встретился с Мазепой при Полтаве. Но уравнение нравов, выводимых из изучения преданий старины глубокой (Пушкина, Чебышева, Чаадаева), позволяет судить о будущих поколениях.
Лобачевский и Чаадаев родились в один год, и оба хотели (по-разному) построить не этот, другой мир.
В ряду Карамзин, Чаадаев, Катков четные (от Карамзина) были западниками, нечетные – <славянофилами>.
Для Пушкина замечательно, что вместе с ним родились Верстовский (живая «Аскольдова могила») и Львов: здесь лучи времени (луч предка), разлагаясь, насыщают разные дарования.