Вы выросли среди людей, у которых храбрость подобного рода очень высока и которая не обещает пустяков.
Вы вообще чрезвычайно требовательны, и высота тут не годится, наступает отлив, конечно, и отсюда встречи отвергнуты. Иначе и быть не может. Вот с этим-то мне все время надо считаться, я хочу написать не быт по-своему — роман в своей обычной манере — перегруппировка материала до предела — так перегруппировать, что какая-то Мария Никифорова[299] — гермафродит — анархист, рассказ Слепцова[300] может выплыть и этот рассказ.
Я написал рассказ сам для себя — о великой преемственности, рассказ о тех живых Буддах, которыми живет земля. О личной связанности поколений, о безымянных героях подполья до того — героях до забвения.
Многие гибнут из-за славы, и сколько умерли неизвестными, бросив бомбу на Аптекарском острове. Никто не знает о нем, не узнал ничего. Впрочем, чем-то напоминает Могилу Неизвестного Солдата.
По моему глубочайшему убеждению безымянность не нужна. Рассказ о «Семи повешенных» Андреева — превосходная проза. Андреев — это русский писатель, о котором будут у нас говорить завтра и послезавтра и не найдут меры хвалы.
Это — один из самых, самых <искусных>, ощущаемых в будущем мире, этот опыт — отчет как анероид, самописец. Есть какие-то рубежи личных характеров, на которые нужно встать, чтобы Михаил Соколов был (чтобы, может быть, более тип русских сочетал Михаил Соколов, Медведь — оставался) в истории.
В истории осталась Ваша мать. Мне хочется о ней писать воспоминания той огромной жизни, которую она прожила. И о Вас, которую родители сразу после побега — <в> Италию вернули.
Но все пропало. Ваша мать не была счастлива в браке. Пискунов[301] пишет об этом так: <пропуск>.
Все застилал образ Медведя, фиктивное замужество. Соколов не только свидетель правды и <железной> программы, и хотя сама программа создана не им, а Мельгуновым[302], Соколов был — аграрный террор, фабричный террор и широкий экстремизм.
Эта история не только позволяет изучить эпоху — надеть намордник на эпоху. Желябов, Перовская, которых, конечно, знала Климова.
Москва, 10 марта 1966 г.
Дорогая Наталья Ивановна,
пишу Вам в большом волнении. Я прочел письма Вашей матери и все прочитанное все увеличивает масштабность работы по ее жизнеописанию. К тому, о чем мне не думалось и не мечталось раньше (1) большая биография, 2) большой рассказ и 3) малый рассказ, 4) монтаж документов в сборнике воспоминаний), добавятся еще «Письма Н. Климовой». Эти письма при всех обстоятельствах должны быть подготовлены к публикации. Вчерне я это сделаю сейчас же. Порядок перепечатки на машинке — А. С. — сводная сестра матери.
Я продиктую эти письма, чтобы не пропустить ни слова, чтобы слово, душа Климовой чтением этим вошла в меня, это очень надежный проверенный способ (опыт евангельских текстов в церкви, например). Имена другие (все политические кружки). В каждом письме, даже в каждом письме к детям есть свое зерно, своя особенность, есть мотив чрезвычайно интересный. Хотя бы о природе (там есть тексты не хуже «Письма перед казнью»[303] — о красивых цветах на вершинах гор, о Бальмонте, наконец). В высшей степени характерно, что проза Максима Горького не стала душевной опорой Вашей матери.
Словом — вопросов много. Письма заденут всю предреволюционную и послереволюционную эпоху.
Что касается надлома, мне кажется, суть не только в личных обстоятельствах. Это — надлом века, уже отмеченный Блоком, что все пошло не туда и не так.
У меня десять вопросов хронологических — когда можно с Вами поговорить.
И еще: Ваш отец был очень-очень хорошим человеком — позвольте сказать Вам это со всей сердечностью.
Время подвигов героев и героев. Герои рождаются, но сопротивление быту оказал именно Ваш отец.
И еще: я написал стихотворение об Ахматовой, о ее похоронах, как мне показать этот стишок Вам?
Когда-то я дал себе слово (да и Вам, кажется, говорил), что все новые стихи буду отдавать на Ваш суд. Как передать эти стихи Вам?
Мне кажется, что жизнь Вашей матери — ответ на многие вопросы русской истории русским людям, личный пример. Да и «Письмо перед казнью» это ведь ответ, а не вопрос.
Еще о письмах. Я глубоко убежден, что роман умер, что нет нужды обращаться к обреченному на смерть жанру, что никакой талант не должен быть загублен на придумывании жизни, на выдумывании ситуации.
299
Никифорова Мария Григорьевна (псевдоним Маруся, Маруська, 1883/85?–1919) — дочь офицера, с 16 лет примкнула к эсерам, приговорена к 20 годам каторжных работ, в 1909 г. бежала из тюрьмы во Францию, работала в анархистских организациях, окончила военную школу.
Возглавляла анархистский отряд во время революции, поддерживая то советскую власть, то Нестора Махно. Казнена белогвардейцами в 1919 г.
300
Слепцов Александр Александрович (1836–1906) — народник, один из организаторов «Земли и воли», автор «Записок» (1905–1906), журналист и педагог.
301
Пискунов В. «Тема о России. Россия и революция в литературе начала XX века». М.: Советский писатель, 1983.
302
Мельгунов Сергей Петрович (1879–1956). Во время революции 1905–1907 гг. организовал издательство «Свободная Россия», с 1907 года член народно-социалистической парии (НСП), избран в редакционную комиссию по изданию партийной литературы.
303
Н. С. Климова за участие в подготовке взрыва на Аптекарском острове была приговорена к казни, но по ходатайству отца казнь заменили тюремным заключением. Из тюрьмы она сбежала (см. очерк Шаламова «Золотая медаль» в т. II наст. изд.).