Не знаю, писала ли тебе сама Лена, но она очень переживает отчуждение, которое поняла, и хочет тебя видеть. Девочка она умная, работает инженером и семья, здоровье тоже не особенно, после той болезни.
Насчет книг я тогда ужасно огорчилась, что так на почте у нас, воровство, стыдно в наше время, и взяла и написала министру связи в Москву, что ты послал мне к 60-летию подарок — книги и они пропали, как это можно.
Москва сейчас же мне письмо, что будут разыскивать, потом послали в Тбилиси, а оттуда сюда, пришли ко мне из гл. почты и нашей начальник, что, мол, послано простой бандеролью, почта не может отвечать, а тогда, говорю, значит, нельзя принимать простые бандероли, стыдно за вас. Наш начальник почты просил написать, что я претензий к нему не имею, правда, это, конечно, не у нас украли. Вообще все они жулики. Меня уж очень возмутило, что все надо застраховывать, иначе пропадет, где же честность и порядочность, о кот. на каждом шагу твердят. Воруй кому не лень!
После этого Москва мне снова прислала, что будут относиться построже. Все это ерунда, а книжки пропали и денежки ты затратил, а их и так мало. Я тебе, кажется, писала, что Вова работает на производстве, на «Электроприборе» около рынка — работает механиком и сварщиком. Производство новое, денег плохо дают, вот уже 2 мес. нет жалованья. Банк не отпускает, пока не будет продукции. Мар. Фран. работает напротив их и узнает, когда и что. Там обеды и повар. 19 лет Валерик, моей крестницы брат, мать бывшая — Квасова, у кот. мы купили наш участок и где Сергей рядом живет, так вот Валерик Вове отпускает обед как родственнику, считают они нас родными. Что-то давно от Вадима нет письма, здоровы ли все они?
Зина тоже написала, что все болеет и переход на пенсию страшит, будет скучно, но и устала с той работой, я ее звала, но у нее давление, в жару боится, но у нас меньше жары, чем у вас, по-моему, у нас море, ионы, все это облегчает, вот Ел. Пант., у нее 240 бывает, но она не чувствует так себя плохо. А В. Н. и Борис накупили себе (да и многие) аппараты (наз. ионизированный воздух) и теперь у них у всех в комнатах горный свежий воздух, особенно у кого астма и сердце. Купите и вы, пожалуйста, себе. Если буду жива летом, то заработаю вам на аппарат. Борис говорит: я стал себя прекрасно чувствовать, потом он пьет какое-то маточкино пчелиное молоко, и В. Н. говорит, когда работает в комнате эта штука, то, говорит, легко дышать, помогает от стенокардии (так, что ли, называется это). Здесь сейчас этих нет в магазинах, сразу все раскупили, но, наверно, будут. Как Оля, Сережа? Как они себя чувствуют? Привет им, что-то Сережа никогда не напишет.
Целую вас всех. Будьте здоровы.
Галя
P. S. Не сердись, может, что и не так написала — «стар, что мал!»
<1968>
Дорогая Галя.
Поздравляю Вову и Любу от всего сердца, желаю счастья, согласия, мира.
Может быть, тебе будет полегче с хозяйством. В книге Венка отмечается особым образом большая положительная — культурная, нравственная — роль русских миссионеров на Алеутских островах. Это же подчеркивается и в редакционных примечаниях. Вениаминов[48], о котором идет речь в книге как о выдающемся ученом-этнографе, — православный священник, будущий (в середине XIX века) митрополит Московский Иннокентий.
Крепко целую. В.
Переписка с А. З. Добровольским
13 августа 1954 г., пос. Туркмен[50].
Дорогой Аркадий Захарович. Премного благодарен за несколько любезных фраз, уместившихся на открытку казенного формата. Мне было бы надо начать с извинений, поскольку, кажется, уехавший должен первым писать на старые адреса. И в этом отношении любезность Ваша вполне мной оценена. Однако, по небрежности ли просто, или в силу скептицизма в отношении летательных аппаратов тяжелее воздуха, Вы послали эту открытку земным и морским путем, и она добралась до меня лишь 2 дня назад, а ведь писана была в двадцатых числах июня. Кроме того, по адресу Редкино, Озерки писать уже бесполезно, я сменил место работы и жительства, и теперь адрес такой: ст. Решетниково Окт. ж. д. Калининской обл., п/о Туркмен, до востребования. Ответ не задерживайте, пишите скорее, больше.
Вы, именно Вы должны были понять, как хочется мне поделиться и сомнениями, и радостями с Вами — потому что в целом свете у меня нет человека, который бы лучше Вас, с полным знанием дела мог оценить любую сторону моего бытия, поведения, ощущения в силу сходности нашей личной судьбы. Это Вам, я полагаю, ясно. Поэтому прошу писать немедленно и много. То, что я 7 месяцев не даю о себе знать, находит тысячи извинений, которые Вы также обязаны принять. Встреча с миром, который успел сделаться если не чужим, то иным для меня, чем был когда-то. Встреча с женой, которая (встреча) наряду с глубочайшими радостями и великим удовлетворением нравственным, кое в чем звала (и не могла не звать) и к раздумьям и диктовала какие-то новые, не предвиденные мной решения. Время ведь шло и шло, она сражалась с жизнью одна, в меру своего разумения и своей, только своей, а не нашей силы. То, что было ее гордостью, могло и не быть гордостью для меня. Кое в чем надо было уступить, на чем-то настоять, а ведь все — урывками, на улицах, в метро, на людях. Это нелегкая штука, поверьте, и требует большого нравственного напряжения. А важность ее неизмерима. Я ведь имею смелость считать подвиг моей жены не ниже деяний русских героинь 20-х годов прошлого столетия. Это — первое. Второе — это дочь, которую я вовсе не видел, и — что гораздо серьезнее — она вовсе не видела меня. А ведь ей 19 лет, это взрослый человек. Этот орешек тоже надо было разгрызть, и нельзя сказать, чтобы я не поломал зубов при этой операции. Наконец, встреча с Б[орисом] Леонидовичем на второй же день моего приезда — встреча, которой я живу и сейчас и которая была для меня оправданием всей моей жизни. Даже встреча с родным городом, с камнями, площадями, домами, деревьями, улицами может взволновать, целый ряд проблем поднять и поставить, и т. д. и т. п. Я думаю, что материала для извинений у меня слишком, и я уверен в Вашей снисходительности.
48
Вениаминов Иван Евсеевич (1807–1879) был миссионером во владениях Российско-американской компании (1824–1839), с 1868 — митрополит Московский и Коломенский.
49
Добровольский Аркадий Захарович (1911–1969) — киносценарист, работал вместе с И. Пырьевым и Е. Помещиковым над фильмом «Трактористы». Был репрессирован в январе 1937 г. В 1944 году, по истечении первого срока, был повторно осужден военным трибуналом Дальневосточного военного округа к 10 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах. Вместе с Шаламовым работал в Центральной больнице для заключенных в пос. Дебин (Левый берег). По отбытии срока остался на Колыме в качестве вольнонаемного. 8 июня 1957 г. был вновь арестован по доносу, освобожден 2 сент. 1958 г. Реабилитирован по делам 1937 г. и 1944 г. в конце 1957 г. Е. Е. Орехова — жена А. З. Добровольского.
50
С 23 июля 1954 г. по 10 октября 1956 г. В. Т. Шаламов работал агентом по снабжению Решетниковского торфопредприятия и жил в пос. Туркмен Калининской области.