...Ждала Вас на праздники, а затем и все воскресенья. Были ли и на французской выставке? Смотрели «Красное и черное»? Эта выставка, конечно, событие. Старые мастера — это Петербург, залы Эрмитажа, сердце сжимается от желтого платья Камарго[114], затем новые волнения — сокровища Щукинской галереи[115].
Может быть, здесь наша молодежь научится видеть, как богат Божий мир, может быть, милые глаза мадам Самари[116] побудят молодых искать красоту на иных путях, чем те, по каким их направляли недобросовестные и, безусловно, не любящие искусства учителя. А Вам, с Вашей любовью к пейзажу, особенно важно побывать на этой выставке. Пойдемте вместе, хотите? Только устройтесь так, чтобы это было на буднях, а то в воскресенье народ по два часа на улице стоит. Или Вы уже были, и мои призывы зря?
Теперь, насчет «Красного и черного». Для меня эта вещь вроде лакмусовой бумажки. Скажет кто-нибудь какой-нибудь вздор или заумную критику — ах, ты не с этой планеты, у нас и языки разные, что же тут говорить... Я даже рада, что смотрю, как горничная, «благодарный зритель», — говорил Митюша. Может быть, это просто глупо, но зато как это хорошо, когда преисполнен благодарностью актерам, режиссеру, художнику... И разве не лучше быть счастливым, чем умным? И как отблагодарить людей за такую огромную работу, если не жаром бессонной ночи и непрекращающимся наваждением. Я была с прелестной молодой женщиной. Когда все кончилось, у нее все лицо было мокро от слез, на улице было темно, и мы молча шли по ночной Москве. Я проводила ее до дому, она все плакала и только сказала: «Простите меня. Это катарсис». О, Аристотель, как на века определил ты сущность искусства! — А зал смеялся, когда смеяться никак нельзя было, и мне было так больно за этих ограбленных жизнью людей. Они ничего не знают, не знают, что такое Любовь и через что человеку приходится переступать, когда Она этого требует.
Мне очень хотелось вложить в это письмо рисунок, но я не посмела. Может, это было бы с моей стороны навязчивостью и Вам ни к чему эти рисунки. Я с нетерпением жду окончания работы над переводом и выхода в свет этой книги. Мне кажется, что Вам она будет чрезвычайно интересна.
Объявитесь, а то я боюсь, что Вы на меня сердитесь!
Ваша Л. Б.
Сколько времени это письмо писалось, и сказать нельзя. Но наконец Вы его получите и увидите, что о Вас думают всегда.
2 декабря 1955 г.
Дорогая Лидия Максимовна.
Как мне было дорого полученное Ваше письмо, да еще такое сердечное и теплое. Глубоко тронут и тем, что написали его в свой день рождения. Прошедший.
Я на Вас не сержусь, это не то слово — я глубоко огорчен, что Вы не найдете время для 2 строк человеку, который, ей-же-ей, привязан к Вам всей душой за это время.
Что слышно о переводе «По ком звонит колокол» и «Иметь и не иметь»?
«Старик и море» — вещь несравненная.
Я не знаю, что такое старость. Старики-крестьяне выползают летом из каких-то углов, из которых еще не выгнали дети. И молча сидят на завалинках, мутными голубыми глазами равнодушно <наблюдают>.
Думаю, что старость это не одиночество, а примирение.
<Схема расположения залов с обозначением отдельных картин[117].>
Щукинская галерея
Озанфан[118] и др. 4 портрета
Пикассо «Души и скрипки», «Старый еврей с мальчиком»
Матисс портрет жены художника, «Танец», «Музыка»
Гоген «Странные краски»
Ван-Гог «Ночное кафе», «Прогулка заключенных»
К. Моне «Бульвар капуцинок»
Ренуар «Лидо», «Женщина в розовом»
Дега
Сезанн
17 лет лагеря, и, перебирая жизнь, я не вижу каких-либо ошибок, каких-либо губивших себя шагов.
Красное и Черное — Париж, Гойя. Я плакал в работе над книгами.
Красное и Черное — поверил в возможность <передать> ночь.
Обидно, что русские даже мозги не любят напрячь. Вряд ли они читали хоть страницы Рабиндраната Тагора [нрзб].
Прошлое — наш душевный, непрерывно увеличивающийся багаж. Прошлое взаправду с нами всегда.
Мы — это прошлое, в очень малой степени настоящее и будущее.
И мы иногда в силах выбирать в прошлом лучшее, дело в воле, но на самом деле отбор — дело рук прошлого.
Я помню в юности один разговор на квартире Х. Раковского[119]. Молодые ребята рисовали разноцветные картины коммунистического будущего. Х. Раковский улыбнулся — наши представления о будущем — суть представления сегодняшнего буржуазного общества. Почему Вы знаете, может быть, человек будущего будет любить казарму, одинаковой формы дома, выкрашенные в одинаковый цвет.
114
Камарго Мари Анна (настоящая фамилия Кюпис де Камарго, 1710–1770) — французская танцовщица, реформатор танца и театрального костюма, портрет ее работы Никола Ланкре (1690–1743).
115
Щукинская галерея, часть собрания братьев Щукиных.
Братья Щукины: Дмитрий Иванович (1855–1932), Петр Иванович (1857–1912) и Сергей Иванович (1854–1936, Париж) широко занимались собиранием старинных изделий русской, итальянской, немецкой, английской, нидерландской школ (Дмитрий), коллекционированием восточных и западноевропейских древностей (Петр), а Сергей Иванович посвятил себя собиранию новой европейской живописи.
Его особняк в Б. Знаменском переулке стал музеем — по воскресеньям сам С. И. знакомил публику с его экспонатами. В 1914 г. в его коллекции насчитывалось 256 произведений. В 1918 коллекция была национализирована, а в 1919 г. на ее основе был открыт Первый музей новой западной живописи. В 1929 г. эта коллекция была объединена с собранием И. А. Морозова (Второй музей новой западной живописи), а в 1948 г. экспонаты Щукинской галереи были распределены между Эрмитажем и ГМИИ (См.: Перцов П. П. Щукинское собрание французской живописи. Музей новой русской живописи. М., 1921).
117
Варлам Тихонович, по его словам, приехав в Москву в 1924 г., стал частым посетителем Щукинской галереи. Этот рисунок дает возможность судить о художественных вкусах Шаламова.
119
Раковский Христиан Георгиевич (1873–1941) — политический деятель, дипломат, в 1918 г. — председатель Временного правительства Украины, член ЦК ВКП (б) 1919–1927, участник антисталинской оппозиции.