Минут через двадцать въехали в дубовую рощу. Шуршали приятно колеса коляски. Лошади спотыкались то и дело на неровной от корней дороге. Пахло крепко и бодро дубовой листвой.
А когда выехали опять на простор из темноузорчатой тесноты дубов, Нина Глебова, гостившая у Ярицких в первый раз и не знавшая здешних мест, крикнула изумленная:
– Ах, Боже мой! Рай здесь, право… Ах, Боже мой!
Но и Константину Андреевичу, который все окрестности знал очень хорошо и к ним привык, показалось все вокруг новым и неожиданным.
В золотистой мгле предвечерия дремало озеро колыбельно и тихо. И луг зеленый, к озеру спустившийся покато; и сонное стадо на берегу; и три пастушонка, прикорнувшие у опрокинутого челна; и зубчатые гребни дальнего леса, за полями, на том берегу: все было невероятно красиво, задумчиво, и было во всем что-то живое, женственное и таинственное.
Все слезли с лошадей и отдали их кучеру Никифору. Из коляски вынули пледы и разостлали их на берегу. Мария Андреевна хлопотала с закуской. Батюшка раздувал самовар.
Когда закусили и напились чаю и батюшка уже молвил: «А не пора ли, господа, домой?» – никто ему не ответил и все молчаливо решили, что надо еще остаться здесь, около тихого озера.
Пастушонки уже давно проснулись и стояли около господ, с изумленным видом, получая время от времени то хлеб с ветчиной, то конфекты.
– Что это у тебя такое? – спросила Зиночка, указывая на свирель, торчавшую из-за пазухи белоголового мальчугана.
Пастушонок застенчиво улыбнулся, а другой мальчуган молвил, осклабясь:
– Лихо играет Васька.
– Сыграй. Я тебе на орехи дам, – сказал Савинич.
Мальчуган насупился.
– Сыграй нам, – попросила Зиночка робко, – сыграй, милый…
Пастушонок улыбнулся и вытащил из-за пазухи свирель. Лицо его стало серьезным и озабоченным. Он отошел в сторону и сел на опрокинутый челн.
Серебряное озеро, розовый пепел на небе и эта недвижность прозрачная, предзакатная и сам белоголовый мальчуган на челне со свирелью у детских губ, с глазами, устремленными Бог знает в какую даль – все было как сон необычайный, как тайный знак, что есть где-то красота, о которой не смеет мыслить человек.
Прозвучала одна дрожащая нота, за ней другая, и вот уже свирельные созвучия, колеблясь и тая, пели о чем-то милом, пели вместе с озером серебряным и с розовым пеплом на небе.
Когда мальчик перестал играть и бессильно, и смущенно опустил ручонки со свирелью, будто очнувшись от странного сна, все молчали, невольно мечтая о невозможном.
Только инженер Савинич, звякнув медью, протянул мальчику монету.
Зиночка встала с пледа, подошла к челну и села рядом с мальчиком.
– Васей тебя зовут? – спросила она задумчиво.
– Васильем.
– Хорошо ты, Вася, играешь.
Неожиданно Зиночка стала на колени и прижалась губами к Васиным губам, обхватив его белокурую голову своими тонкими руками.
– Ах, какая вы, – проворчал Савинич сердито, – разве можно такого чумазого целовать!
– Озеро, небо это и мальчик со свирелью, – сказала Глебова мечтательно, – как все хорошо. Господи! И почему-то о любви хочется говорить… Что такое любовь в самом деле? Вы как, Сергей Николаевич, любовь понимаете?
– Все говорят о любви, – улыбнулся Сережа, – а вы еще хотите, чтобы и я что-то о ней сказал. По-моему, о ней размышляют больше, чем она того заслуживает. Смысл жизни не в любви: любовь – лишь украшение. Смысл жизни – в борьбе, в творчестве, в вечном стремлении к какому-то решительному и совершенному освобождению. Ненависть ведет человечество по путям жизни, а любовь это лишь награда тем, кто смеет и может. Мужчина должен путешествовать, воевать, участвовать в политической жизни, заниматься наукой, а в часы отдыха искать любовных встреч, страшась постоянства. Любовь не должна быть пленом. Иначе жизнь будет похожа на сон.
– Ах, это не то, не то, – сказала Варя и, обернувшись к Григорьеву, спросила: – А вы согласны с этим?
Григорьев, юный безбородый, с длинными золотистыми волосами и с женственной мягкой улыбкой на алых губах, застенчиво засмеялся:
– Я, Варвара Николаевна, думаю, что любовь наша – грех. В заповедях сказано: «Не сотвори себе кумира». А мы, когда любим, всегда кумиру поклоняемся. Вот и я верю, что нет прекраснее и божественнее в мире той, кого я люблю.
– Нет, в любви нет греха, – вмешался в разговор батюшка, – и даже Господь наш Иисус Христос благословил брак. А то, что вы, молодой человек, изволили сказать про кумир, так это-с одна поэзия. Господь Бог не возревнует, не бойтесь…