– Что ж ты ему такую... печальную поешь? – спросил Степан.
– Пошто печальную? – удивилась старуха. – Ему лучше будет. Хорошо будет. Ты не дослушал, дослушай-ка:
– Хватит! – загремел в былую силу Степан.
...Он почти прошептал этот свой громовой вскрик. Мучители не расслышали, засуетились.
– Что ты? А? – склонился дьяк.
– Кто? – спросил Степан, вылавливая взглядом в горящей тьме лицо дьяка.
– Кого хотел сказать-то? – еще спросил тот.
– Вам? – Степан медленно повел глазами, посмотрел на палачей. – Ну-у... выставились... Вы рады всю Русь продать... Июды. Змеи склизкие. Не страшусь вас...
Его ударили железом каким-то по голове. Опять все покачнулось и стало валиться.
Степан закрыл глаза. И вдруг отчетливо сказал:
– Тяжко... Помоги, братка, дай силы!
...И вдруг, почудилось ему, палачи в ужасе откачнулись, попятились... В подземелье загремел сильный голос:
– Кто смеет мучить братов моих?!
Вниз со ступенек сошел Иван Разин, склонился над Степаном.
– Братка!.. – Степан открыл глаза – палачи на месте, смотрят вопросительно.
– За брата казненного мститься хотел? – спросил дьяк. – Так?
Степан закрыл глаза. Больше он не проронил ни слова. Ни единого стона или вздоха не вырвалось больше из его уст. Господи, молил и молил он, пока помнил, да пошли ты мне смерти. Ну что же так?.. Так уж и я не могу.
Царю доложили:
– Ничего больше не можно сделать. Все пробовали...
– Молчит?
– Молчит.
Царь гневно затопал ногами, закричал (Романовы все кричали, это потом, когда в их кровь добавилась кровь немецкая, они не кричали);
– Чего умеете? Чего умеете?! Ничего не умеете!
– Все пробовали, государь... Из мести уперся, вор. За поимку свою мстится. Дальше без толку – дух испустит.
– Ну, и... все, будет, – сказал царь. – Не волыньте.
Красная площадь битком набита. Яблоку негде упасть.
Показались братья Разины под усиленной охраной. Площадь замерла.
Степан шел впереди... За ночь он собрал остатки сил и теперь старался идти прямо и гордо глядел вперед. Больше у него ничего не оставалось в последней, смертной борьбе с врагами – стойкость и полное презрение к предстоящей последней муке и к смерти. То и другое он вполне презирал. Он был спокоен и хотел, чтобы все это видели. Его глубоко и больно заботило – как он примет смерть.
Сам, без помощи палачей, взошел он на высокий помост лобного места. Фролу помогли подняться.
Дьяк стал громко вычитывать приговор:
– «Вор и богоотступник, и изменник донской казак Стенька Разин!
В прошлом 175-м году, забыв ты страх божий и великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича крестное целование и ево государскую милость, ему, великому государю, изменил, и собрався, пошел з Дону для воровства на Волгу. И на Волге многие пакости починил, и патриаршие и монастырские насады, и иные многих промышленных людей насады ж и струги на Волге и под Астраханью погромил и многих людей побил».
Слушал люд московский затаив дыхание.
Слушал и не слушал Степан историю славных своих походов. Он помнил их без приговора. Спокойно его лицо и задумчиво. Он старался изо всех сил стоять прямо.
– «Ты ж, вор, и в шахове области многое воровство учинил. А на море шаховых торговых людей побивал и животы грабил, и городы шаховы поимал и разорил, и тем у великого государя с шаховым величеством ссору учинил многую».
Степан посмотрел на царскую башню на Кремлевской стене...
Оттуда смотрел на него царь Алексей Михайлович.
– «А во 177-м году по посылке из Астрахани боярина и воевод князя Ивана Семеновича Прозоровского стольник и воевода князь Семен Львов и с ним великого государя ратные люди на взморье вас сошли и обступили и хотели побить. И ты, вор Стенька с товарыщи, видя над собой промысл великого государя ратных людей, прислал к нему, князь Семену, двух человек выборных казаков. И те казаки били челом великому государю от всего войска, штоб великий государь пожаловал, велел те ваши вины отдать. А вы за те свои вины ему, великому государю, обещались служить безо всякой измены и меж великим государем и шаховым величеством ссоры и заводов воровских никаких нигде не чинить и впредь для воровства на Волгу и на моря не ходить. И те казаки на том на всем за все войско крест целовали. А к великому государю к Москве прислали о том бить челом великому государю казаков Ларьку и Мишку, с товарыщи, знатно, обманом».