– А ну-ка да некрещеная, тогда – грех, грех страшенный. Где хочете узнавайте: грех.
Мать Степана со слезами молила батюшку, Алена убивалась. Тимофей Разя тоже говорил с попом:
– Как же ты так – не поймешь: баба к своим попала, к русским, а ты... Она и так там намучилась, ее пригреть надо, а ты...
– Нет, – твердо стоял на своем поп.
– Ну, возьми да окрести, раз такое дело.
– Нельзя. Мы же не знаем, – можеть, они ее там в свою веру обернули.
– Она же говорит!..
– Ну, говорит!.. Охота у своих жить, вот и говорит. Она наговорит.
– Ну, змей ползучий, гляди! – в сердцах сказал тогда Степан попу. – Я те припомню.
Но поп тот помер, с новым разговор этот не затеяли – время прошло. И остались Алена со Степаном невенчанные. Но если Степан и вовсе забыл про это, а в последние годы у него вообще круто переменился взгляд на попов, то Алена все думала, что вот – не венчаны.
Подошли к церкви...
– Ну? – спросил Степан.
– Пойдем, – Алена шла впереди.
– Куда?
– Пойдем в церкву.
– Она ж закрыта!
– Там замок, он без ключа... Дерни покрепче, он откроется. Пойдем, Степа.
– Да зачем? – не понимал Степан, поднимаясь, однако, по ступеням к широким дверям церковным. – Чего там делать-то?
– Побожимся. Дадим клятву нерушимую перед Божьей Матерью, что никогда-никогда не забудем друг про дружку. Вечно будем любить и помнить... Степан, ты же согласился делать седня, как я прошу. Ради Христа, Степа...
«Блажит баба, – подумал Степан. – Шлея попала».
– Дергай, – велела Алена.
Степан без усилия разомкнул большой ржавый замок... Они вошли в церковь. Из верхних узких окон лился лунный свет, светлыми мечами рассекая темную, жутковатую пустоту храма. Один такой луч падал на иконостас, на икону Божьей Матери с Иисусом на руках. Алена вдруг подавленно вскрикнула и пала на колени перед высветленной иконой. Степан невольно вздрогнул от ее вскрика.
– Становись на колени, Степушка! – громким шепотом, сама не своя, заговорила Алена. – Светится, матушка! Вся светится. Говори за мной: матушка, царица небесная!.. Степа, стань на колени, ради Христа! Ради меня... Ради всех...
Степан опустился на колени, изумляясь, как неистово может заблажить баба.
– Говори: матушка, царица небесная...
– Я в уме буду.
– Не надо в уме. Говори за мной: матушка, царица небесная, как ты любишь своего дитятку, так и я буду...
– Алена! – воспротивился Степан. – Все клятвы эти у меня в голове. Я их знаю... Помню.
– Степа, говори... – Алена заплакала. – Как ты любишь своего дитятку, так я буду любить близких своих, никогда их не забуду...
– Я и так не забуду! – разозлился Степан. И встал. – Не реви! Кликуша какая-то... Чего ты седня?
– Поклянись, Степушка, поклянись, поклянись! Она нам поможет, матушка...
– Клянусь, – сказал Степан. – Чего с тобой делается-то?
– Не забуду родину свою, не забуду близких своих...
– Куда я, к туркам, что ль, побегу? Чего ты седня?
– Жену свою не забуду и не брошу. Не променяю ни на кого...
– Не променяю. Какой толк менять-то вас? Встань, не дури, Алена...
И тут чей-то голос, увеличенный пустотой церковной, громко спросил сзади:
– Это кто по ночам в церкви ходит?
Алена, в экстазе молитвенном, не узнала тот голос, шлепнулась от страха на четвереньки. Степан узнал – то был Корней Яковлев, крестный отец его. То ли он случайно – не спалось – увидел двери церкви раскрытыми (он жил напротив церкви, через площадь), то ли нарочно караулил редкого гостя... По голосу – не похоже, что со сна.
Степан поднял Алену с пола. Успокоил.
– Господи, матушки... – едва опомнилась Алена. – Чуть ума не решилась.
– Здоров, Степан! – приветствовал Корней Степана. – Чего же ночью-то, а не днем?
– А ночь вишь какая – светло...
– Ну, пойдем в гости?
– Нет, в гости я к тебе не ходок, – отрезал Степан. Не зло, впрочем, сказал, однако твердо. – Говорить хошь? Давай тут. Есть чего говорить-то?
– Э-э, мало ли! Столько время прошло...
– Степа, чего же зайти-то не хошь? – встряла Алена, сообразив, что теперь самый раз отговорить Степанушку от дурных мыслей.
– Помолчи! – велел ей Степан. Он стал догадываться, что свидание с Корнеем – подстроено. – Чего хотел спросить, кресный?
– Хотел спросить... Может, зайдешь все же? Чего мы здесь, как... – Корней хотел сказать «воры», но вовремя спохватился: Степана кое-кто как раз и величал «вором». – Как враги лютые, – досказал Корней. – Дом-то рядом. Да и твой дом – тут же. Хоть к тебе пойдем.