– Я все же настаиваю…
– И напрасно. Я допускаю, что вы гений. Но публика поверит в гениальность только тогда, когда я украшу путь гения радугой банковых билетов, а они мне нелегко достаются. Желаю вам успеха на каком-нибудь другом поприще. Может быть, вам удастся поступить к адвокату клерком или в банк счетоводом. Это даст вам немного, но кто же виноват? Вы сами изгнали себя из рая, если вы действительно были Тонио Престо. – Питч позвонил и приказал лакею проводить молодого человека.
Игра была проиграна.
– Кто этот молодой человек? Сумасшедший или жулик? – спросил юрисконсульт мистера Питча, когда дверь закрылась за Тонио. – Вы говорили с ним так, как будто наполовину верили тому, что он действительно Тонио Престо.
– Не наполовину, а почти на все сто процентов. Дело в том, что Гедда Люкс звонила мне по телефону. Она уверяла меня, что видела фотографии и разные документы, бесспорно подтверждающие, что Тонио Престо изменил свой внешний вид при помощи какого-то лечения. И только когда он заговорил об испытании его как киноартиста, я, признаюсь, немного усомнился в том, что он бывший Антонио Престо. Осел! Он сам загубил себя. Он конченый человек. Он слишком избалован деньгами и успехом, чтобы перейти на более скромное амплуа в жизни. Привыкнув широко жить, он быстро промотает состояние, движимое и недвижимое. Вот почему я спешу предъявить иск.
– Вы дальновидны, как всегда! – польстил Олкотт своему патрону.
Мистер Питч закурил новую сигару, пустил струйку дыма вверх и, когда дым растаял, сказал глубокомысленно:
– Вот так и слава. Когда нет денег на сигары, исчезает и дым славы.
Олкотт почтительно выслушал этот неудачный афоризм, как перл мудрости.
За счет былой славы
Тонио был огорчен неудачей, жажда томила его. Выйдя от Питча, он почувствовал слабость в ногах. А ему еще предстоял длинный и томительный обратный путь. Теперь Тонио шел по прекрасной широкой дороге киногородка, мимо надземных построек, где помещались лаборатории, мастерские, дома и отели артистов и служащих.
На правой стороне дороги возле громоздкого здания – склада декораций находился небольшой ресторан, который охотно посещали в дни съемок статисты, проводившие здесь томительные часы ожидания. Тонио машинально опустил руку в карман в надежде найти мелочь. Но, кроме измятого носового платка, в кармане ничего не было. Престо вздохнул и хотел пройти мимо ресторана, однако соблазн был так велик, что Тонио в раздумье замедлил шаг и, наконец, вошел в ресторан.
За мраморным столиком сидели двое начинающих киноартистов, блондин и брюнет. Брюнет недавно выдвинулся из статистов в буквальном и переносном смысле: он еще играл в толпе, но режиссер выдвигал его вперед так, что зрители могли выделить его из массы статистов. Еще немного, и ему дадут маленькую эпизодическую роль. Тогда он будет настоящим киноартистом. А режиссером, выдвинувшим молодого человека, был сам Тонио. Этот молодой человек – как его фамилия? Смит. Один из миллионов Смитов… Ради Престо он бросился бы в огонь и в воду… Но, увы! Тонио не был похож на самого себя. И Смит, конечно, не поверит Тонио… Молодые люди пили фруктовую воду. Невыносимо! Престо как бы невзначай остановился у столика двух молодых людей.
– Кажется, мистер Смит? – спросил Престо брюнета, приподнимая шляпу. – Не узнаете? Я Джонсон. Снимался в толпе в фильме «Любовь и смерть».
Смит сухо откланялся. Он не может знать фамилии всех тех, кто составляет безликую толпу.
– А я привез вам привет от Тонио Престо, вчера я видел его, – продолжал Тонио.
Это известие произвело необычайное впечатление. Молодые люди оживились. Смит любезно поставил стул и позвал лакея.
– Неужели? Где вам удалось видеть его? Что вы хотите? Коктейль?
– Оранжад. Два, три оранжада!.. Ужасно жарко, – сказал Престо. – Да, я видел его вчера.
– И он действительно помнит обо мне? – интересовался Смит.
– Как же, он сказал, что из вас выйдет толк. А если Престо сказал… Уф… Прекрасный напиток!