Было около одиннадцати часов; Дмитрий Иванович шел по Литейной; внимание его обратил дом, второй этаж которого был освещен великолепно. Он вздохнул и задумался. То был дом его школьного товарища Зрелова, того самого, у которого он в первый раз встретил банкира. Зрелов некогда был беднее его, ходил в оборванном вицмундире, кланялся в пояс повытчикам; вдруг счастье приласкало его, отличило в толпе, причесало, умыло и вывело в люди. Он теперь статский советник, имеет Анну на шее, занимает выгодное место, купил дом и женился на купчихе с миллионом приданого. И вот он живет себе припеваючи и не думает бросаться в Неву, не приставляет пистолета ко лбу… а ты всё такой же бесчинный бедняк, Дмитрий Иванович, тебе никто не поклонится. Однако ж Зрелов добр и любит старых товарищей; зайди к нему… у него бал… отведи душу роскошью бала, мелодией музыки. Там ничто не напомнит тебе твоего положения: там радость, там улыбка весны, аромат неба, очарование рая Магометова. Войди… вмешайся в резвую толпу женщин… ударься в вальс; ты можешь с помощью хромой ноги свихнуть в нем голову, которой тебе так носить не хочется, можешь вывихрить из души хоть на минуту думу о страшном завтра… Войди… там еще не знают, что ты вытерпел бурю…
Дмитрий Иванович вошел. Зрелов принял его с радушием. Бал был великолепен и разнообразен. Купцы, по обыкновению, занимали в нем главную роль, но было много птиц и высшего полета. Во всем замечалась необыкновенная роскошь и особенный вкус. В двух комнатах танцевали; в третьей играли в вист; в четвертой, на огромном столе, любители, большею частию купцы и богатые чиновники, в числе которых был и сам хозяин, играли в ланскнехт. Груды золота лежали на столе и переходили от одного к другому. Дмитрий Иванович раскланялся, поговорил с знакомыми дамами и хозяйкой и подошел к большому столу.
– Не хочешь ли присоединиться к нам? – сказал хозяин.
– Помилуй, разве ты не знаешь моего счастья? – отвечал Дмитрий Иванович.
– И, полно, вечно на счастье жалуешься; боишься проиграть.
– Не боюсь, а уверен.
– Поставь хоть карточку, братец; что за упрямство!
– Не хочу даром отдавать.
– Э, какой чудной! Ведь не много требуют; ну поставь что-нибудь… ну дай хоть пятьдесят рублей…
– Ах, братец, да если б тебе сказали: брось пятьдесят рублей в реку! бросил ли бы ты?
– Нет, разумеется. Да не об этом дело. Мне хочется, чтоб ты поставил. Ну дай что-нибудь… хоть двадцать пять…. я за тебя промечу на твое счастье.
Дмитрий Иванович с усмешкой подал Зрелову 25 рублей.
– Я наперед знаю, что с ними будет, хочется только тебя потешить, – сказал он и пошел в соседнюю комнату к дамам.
– Что вы сделали в карты? – спросила одна.
– Проиграл. Отдал двадцать пять рублей. Со мной всегда так. Я во всем проигрываю, оттого и привык. – И он пустился жаловаться на судьбу, довольный случаем вылить из души хоть часть желчи, накопившейся в продолжение дня.
– Дмитрий Иванович, у тебя уж шесть тысяч: забастовать или продолжать? Лучше продолжать советую, – тебе везет! – закричал через несколько минут хозяин.
– И, полно, братец, что тебе шутить вздумалось! Я уж знаю, в чем другом, а тут меня не обманешь, – отвечал Дмитрий Иванович и продолжал разговор с дамой.
– Не написали ли вы чего новенького? – спросила она.
– Нет, почти ничего целого. Да в наше время совсем писать нельзя, особенно стихами. Критики ставят их ниже всех других родов литературы. Пристрастие, личности, страх за себя, зависть, мелочные интриги врагов руководят их суждениями, а публика смотрит их глазами. Что же после того остается делать человеку, не имеющему и не желающему иметь с ними связей?
– Вы так хорошо владеете пером; что вам смотреть на них!
– Конечно, их бояться не стоит. Но не стоит также и давать пищу их мелкой злости… их…
– Дмитрий Иванович, у тебя уж пятнадцать тысяч; идет дальше? – закричал из соседней комнаты хозяин.
– Полно шутить, делай свое и не мешай мне.
– Да я не шучу, братец, право, не шучу!
– Не шутишь? Вот еще! В чем другом, а в этом меня не обманешь… Не стоит давать пищу их пристрастью, – продолжал он, обращаясь к даме, – а начни писать наперекор им, продолжай издавать книги – они замучат бранью, насмешками и совершенно уничтожат человека в нравственном отношении…