– Мама, мама! что ж ты обещала мне беленького хлебца… я очень есть хочу, – сказала маленькая девочка, вбегая в комнату…
– Тише, тише, – отвечала мать, – пойдем, я дам. – Она взглянула на мужа, который несколько забылся, и вышла.
– Погоди, душенька, ради бога; скоро будет, погоди, милочка…
– Ах, мама, да долго ли ждать?
Тут вошел мальчик немного постарше с той же просьбой…
– Я пойду к папа просить хлеба, ты, мама, нынче такая скупая, – сказал он.
– И я с тобой.
– Не ходите, молчать! Если вы это сделаете, я вас за книгу на целый день… я вам еще два дни ничего не дам! – быстро произнесла несчастная мать в испуге…
– Маменька, милочка, ведь нам еще сегодня ничего есть не давали, а мы хорошо знаем уроки, хоть сейчас спросите, – говорили дети со слезами. Амалия горько зарыдала.
– Побудьте здесь, дети, сидите смирно и не шалите, я зато дам вам ужо обедать, – сказала Амалия и пошла к мужу.
Она удивилась спокойному выражению его лица. Казалось, сон, которым он теперь наслаждался, укрепляет его. Амалия вздохнула свободнее и мысленно просила бога сжалиться над их положением. Прошло около часа, больной спал. Амалия задумчиво смотрела на его лицо и тихо плакала.
– Мама, мама! к нам пришли какие-то двое, такие сердитые, спрашивают папу, – сказал вбежавший мальчик.
Амалия изменилась в лицо. С отчаянием взглянула она на спящего мужа и вышла.
Люди, о которых говорил мальчик, были исполнители закона. Они объявили, что так как переплетчик Гинде не платит по векселю долга, то им поручено описать и запечатать всё имущество, которое назначено к продаже с публичного торга.
– Делайте что хотите, – сказала Амалия, – только, ради бога, не слишком шумите и не говорите ничего моему мужу: он при смерти… Вот вам ключи от всего; вот ход в мастерскую, там все инструменты.
Исполнители закона принялись за дело. Вскоре пришел и Корчинский.
– Что, каково? не говорил я, что это будет, а? – сказал он с злобной усмешкой, громким голосом.
– Ради бога, не кричите; муж мой заснул… Он не спал больше недоли…
– Ничего, ничего, что он за неженка… Что, господа, много вещей оказывается?
– Немного.
– Тем лучше. Дольше ему не выйти из-под моей опеки… я буду платить кормовые деньги. И вы, >сударыня, если хотите, последуйте за своим мужем, я и за вас, так и быть, заплачу… Вы же его так любите… что же, не мешает, последуйте.
– Куда?
– В тюрьму, сударыня. Я бедный человек, но для вас последней копейки не пожалею.
– Ужасный человек! Вы поступили низко, вы выбрали ужасное время для своей мести…
– Что ж, господа, вы остановились?
– Опись кончена.
– Эге! что вы, господа? кончена!.. Были ли вы в той комнате? – сказал старик, показывая на спальню Франца.
– Нет.
– Клянусь богом, – сказала Амалия в сильном волнении, – там ничего нет, кроме необходимых вещей больного, которых вы не имеете права отнимать.
– Господа, я требую, чтоб спальня была осмотрена; иначе я не признаю верною описи.
– Ради бога, не ходите туда. Вы разбудите Франца, вы убьете его: он ничего не ожидает, он и не подозревает, что мы в таком ужасном положении…
– Тем лучше, тем лучше… Он услышит приятную нечаянность. – Старик дьявольски весело произнес эти слова, так что Амалия лишилась последнего присутствия духа.
– Господа, исполняйте свою должность. Исполнители сделали несколько шагов вперед.
– Жестокий человек… сжалься! Что ты делаешь? Ты хочешь убить его…
– Что его убивать, когда он и так на ладан дышит…
– Но ему стало лучше. Он заснул… О, сжалься, ради бога.
И Амалия готова была упасть на колена перед подлым стариком, который потирал руки от удовольствия.
– Что ж вы, господа, остановились? – сказал он. Исполнители сделали еще несколько шагов. Амалия в отчаянии ломала руки и умоляла старика.
– Ха-ха-ха! вот забавно! Как будто я но своему распоряжению. Заплатите по векселю… не заставляйте бедного человека потерять его достояния. Что я за богач такой, чтоб дарить по тысяче… И за что, смею спросить? Разве за то… помните, госпожа переплетчица? Тогда вы и смотреть не хотели, куда как расходилась в вас добродетель… А теперь, ну, теперь моя очередь… Не вечно коту масленица… Ха! ха! ха! Право, очень приятно получать свое с процентами.
– Сжалься! – повторила Амалия…