Выбрать главу
вонзает глаз свой,         влюблен и остр, так я,   с поднебесья,         в звезды усеян, смотрю     на Нью-Йорк           сквозь Бруклинский мост. Нью-Йорк      до вечера тяжек             и душен, забыл,    что тяжко ему          и высо́ко, и только одни        домовьи души встают     в прозрачном свечении о̀кон. Здесь    еле зудит        элевейтеров зуд. И только     по этому         тихому зуду поймешь —       поезда̀          с дребезжаньем ползут, как будто     в буфет убирают посуду. Когда ж,     казалось, с под речки на̀чатой развозит     с фабрики         сахар лавочник, — то    под мостом проходящие мачты размером      не больше размеров булавочных. Я горд    вот этой        стальною милей, живьем в ней       мои видения встали — борьба    за конструкции           вместо стилей, расчет суровый        гаек          и стали. Если    придет       окончание света — планету     хаос       разделает влоск, и только     один останется           этот над пылью гибели вздыбленный мост, то,      как из косточек,          тоньше иголок, тучнеют     в музеях стоя́щие             ящеры, так   с этим мостом          столетий геолог сумел    воссоздать бы          дни настоящие. Он скажет:      — Вот эта           стальная лапа соединяла      моря и прерии, отсюда     Европа        рвалась на Запад, пустив     по ветру         индейские перья. Напомнит      машину         ребро вот это — сообразите,      хватит рук ли, чтоб, став      стальной ногой             на Мангѐтен, к себе    за губу       притягивать Бру́клин? По проводам       электрической пряди — я знаю —        эпоха        после пара — здесь   люди      уже        орали по радио, здесь   люди      уже        взлетали по аэро. Здесь    жизнь       была         одним — беззаботная, другим —      голодный          протяжный вой. Отсюда     безработные в Гудзон     кидались         вниз головой. И дальше     картина моя           без загвоздки по струнам-канатам,          аж звездам к ногам. Я вижу —      здесь         стоял Маяковский, стоял    и стихи слагал по слогам. — Смотрю,     как в поезд глядит эскимос, впиваюсь,      как в ухо впивается клещ. Бру́клинский мост — да…   Это вещь!

[1925]

Кемп «Нит гедайге»*

Запретить совсем бы          ночи-негодяйке выпускать      из пасти          столько звездных жал. Я лежу, —      палатка          в Кемпе «Нит гедайге». Не по мне все это.         Не к чему…              и жаль… Взвоют     и замрут сирены над Гудзо́ном, будто бы решают:         выть или не выть? Лучше бы не выли.          Пассажирам сонным