— Поаккуратнее надо бы выбирать слова, милейший, — пискнул Стопл.
— Да ну, эти ниггеры ко всяким словам привыкли.
Вестл за руку удерживала Нийла и вдруг, рассмеялась — в тоне мистера Вандера зазвенела грусть.
— Честное слово, сил больше нет, меня в городе совсем засмеяли! «Так вы, оказывается, живете в негритянском районе, может, вы и сами ниггер?» — этакие, знаете, милые шуточки. Я раз в Чикаго слышал, как один рабочий жаловался — он работал землекопом, а счетоводами у них были ниггеры, — так он говорил: «С души воротит, — ниггер сидит себе за столом, а ты изволь спину гнуть с лопатой!» И я его понимаю, ей-богу! Действительно, с души воротит, и неправильно это, чтобы вы, негры, жили не хуже меня, когда мне таких трудов стоило выбиться в люди. Как хотите — несправедливо это, и, как хотите, — я этого не потерплю!
Стопл опять заколыхался — надутый воздушный шар, который все взлетает и падает и сам этому удивляется:
— Полно, полно, брат Вандер, вы, верно, встали сегодня с левой ноги. Но и вам, Нийл, не стоило говорить о шантаже. Где это видано, чтобы шантажист сам навязывался с деньгами?
Вы, я вижу, не цените нашего расположения. Я еще сегодня говорил жене: «Полина, не ожидал я от мистера Эйзенгерца такого великодушия. Конечно, он дипломат и светский человек, но все ж таки, — говорю, — в глубине души всякий Эйзенгерц дрожит за свои денежки, сколько бы он ни покупал французских картин». Да сказать вам по правде, Нийл, я думаю, что здесь не обошлось без моего влияния, но я был просто поражен, когда он выразил готовность полностью вернуть вам покупную цену, наличными, немедленно, без всяких там «но» и «если». Таким образом, согласившись на его предложение, вы не теряете ни цента. Но помните, если к вам еще раз придет делегация, состав ее может быть иной и отношение не такое дружелюбное, — и тогда вы скорей всего рады будете продать дом куда дешевле.
Вандер проворчал:
— Скорее всего рады будете ноги унести, не то что еще о деньгах думать.
Нийл сообщил Вестл:
— А все-таки я его ударю!
— Не надо! Ведь он этого и добивается!
Вандер сказал со смешком:
— Правильно, Кингсблад, разомнемся малость, а?
Вестл крепко держала руку Нийла.
Стопл умасливал их:
— Успокойтесь, друзья, успокойтесь. У нас же деловой разговор. Так вот, Нийл, по истечении суток я вам предложу гораздо более низкую цену, но до тех пор вы можете известить меня по телефону в любое время дня и ночи… Что ж, джентльмены, кажется, все ясно, но я хотел бы перед уходом заверить Нийла и его женушку в наших самых теплых чувствах. Всего хорошего! Сюда, джентльмены.
Вестл бросилась ему на шею:
— Милый мой, милый Нийл! Я начинаю понимать своей глупой головой, что все это значит. Плюнь ты на этих доморощенных нацистов. Мы никуда не уйдем.
— Но ты понимаешь, чем это грозит?
— Ну и пусть!
Тень Софи Конкорд печально улыбнулась Нийлу, и благословив его, растаяла.
Нийл сокрушался:
— Почему ты не дала мне побить Вандера?
— Тебя бы арестовали, дело попало бы в газеты, и это был бы прекрасный козырь против нас. А кроме того, — добавила она рассудительно, — я думаю, что мистер Вандер одолел бы тебя, а я вовсе этого не желаю. Ты мне нужен. Ну, Нийл, теперь мы будем жить по-настоящему, хоть бы это и стоило нам жизни!
49
Но на следующее утро Нийл снова брел по улицам, стараясь не поскользнуться, и ему было холодно и тошно. Сейчас он не мог себе позволить роскошь ломать ноги, — они должны были носить его, пока он не найдет работу.
И совсем неожиданно в этот мартовский день он получил работу.
Он зашел в садоводство Брандля на Белтрами-авеню купить Вестл пучок крокусов. Уютный маленький баварец Ульрих Брандль, который продавал ему орхидеи в дни былого величия (белое кашне и белые лайковые перчатки, улыбка и вечерний туалет Вестл и «все, чем белый человек живет»), встретил его приветливо:
— Ах, капитан, доставьте мне удовольствие, позвольте подарить вам этот букетик. Я слышал о вашем мужестве. Я это понимаю, потому что родился немцем, и хотя я ненавидел Гитлера и всяческое угнетение и тридцать пять лет был добрым американцем, все же, заходя в бар выпить кружку пива, я часто слышу: «Единственный хороший немец — это мертвый немец». Предрассудки всегда одинаковы. Разрешите пожать вашу руку.
— А работы у вас случайно для меня не найдется?
— Возможно, что и найдется. Мне было бы очень лестно, если бы вы у меня работали.