— Уж как я хлопочу, чтоб достать вам местечко… да нет… нынче места не легко достаются! Надо пообождать. — Наконец, достаточно приготовив Клима, вытеснив из души его малейшую надежду добиться места, он однажды сказал ему:
— Я вижу одно только средство устроить карьер ваш.
— Какое?
— Женитесь.
Клим совершенно потерялся от такого предложения.
— Я имею совсем другой взгляд на женитьбу, — сказал он.
— Э! молодой человек! Кто ищет счастья, тот не должен пренебрегать ничем. Я люблю вас, желаю вам добра… — И прочее. Степан Глебыч довольно широко начал распространяться в излияниях привязанности, которую питает к нашему герою, и потом присовокупил, что он всеми силами постарается сосватать ему чудесную невесту, которая доставит не только протекцию, но и лихое приданое.
— Нет, не хочу, не хочу… Не беспокойтесь, — отвечал герой наш, краснея и запинаясь.
— Ну, не хотите, так как угодно… Я только на всякий случай сказал… С одной стороны и хорошо, что вы так тверды… Может, бог даст, через год, через полтора и сами найдете место…
— Через год… Помилуйте! Да мне жить нечем.
— Ваше дело… Жалею, но пособить не могу… Конечно, ваша решительность похвальна, но от женитьбы на воспитаннице нашего генерала едва ли бы кто отказался в вашем положении… Сами на себя пеняйте…
— На воспитаннице вашего генерала? Да я не видал ее!
— Ха-ха! увидите… будет время, насмотритесь… Марья Ивановна девушка добрая…
— Ее зовут Марьей? — перебил Клим с необыкновенною живостию.
— Что с вами… Имя не нравится? Поэзия, молодой человек, поэзия! Выкиньте ее из головы!
Здесь в воображении нашего героя невольно мелькнула девушка с голубыми глазами…
— Она живет у генерала? — быстро спросил он, не обращая внимания на слова экзекутора.
— Да, жаль, что вы упускаете такую невесту. Охотники скоро найдутся…
— Погодите… я подумаю… дайте несколько дней сроку! — сказал герой наш в волнении. — Где бы мне увидеть со поскорей?..
— Да если вы согласны, то я скажу генеральше; расхвалю вас в пух; авось она не будет противиться! Чудная партия!.. Если дело пойдет на лад, то отправимся к ним сегодня же к чаю…
— Нет, нет, слишком скоро, дайте одуматься, дайте успокоиться!
— Ну хорошо… Да вот, чего лучше: в воскресенье будет у генерала бал… я за вами заеду… или приходите ко мне, вместе отправимся… там насмотритесь вдоволь…
— Бал! Но у меня нет порядочного фрака… Совестно…
— И, полноте… Деловой человек никогда не должен обращать большого внимания на свой костюм…
произнес экзекутор с комическою важностию… — Притом, — продолжал он, — гостей будет немного, и почти все свои…
— Хорошо, — отвечал герой наш, пожимая ему руку, — буду, непременно буду…
Бал как бал; даже не стоит описывать. На диване сидит генеральша, подле нее у стола стоит и весело улыбается девушка с голубыми глазами; по другой стороне сидит в креслах какая-то старушка, которой что-то шепчет на ухо девушка весьма некрасивой наружности.
К Климу подошел экзекутор.
— Видите? — сказал он, указывая в ту сторону, где сидела генеральша с причетом.
— Вижу, вижу! — отвечал герой наш, не переставая смотреть на девушку с голубыми глазами. — Как она хороша!
— На красоту не смотрите… У нее доброе сердце! — произнес экзекутор с важностию и исчез…
Загремела музыка; танцуют…
Большую часть вечера герой наш исключительно был занят девушкой с голубыми глазами, которая танцевала с каким-то стройным офицером в адъютантском мундире, до прочих ему не было дела. Он, к прискорбию автора, был похож совершенно на всех героев чувствительных романов: смотрел только на нее, видел только ее, думал только о ней… решительно нечем блеснуть новым… На беду автора он так же точно узнал мучительное чувство ревности, как и все, без малейших особенностей. Вкрадчивые, обольстительные слова адъютанта, которые она слушала, казалось, не без участия, долетая до слуха нашего героя, раздирали его сердце… Вот они несутся мимо… Взор ее упал на Клима… «Какой красавец!» — сказала она своему спутнику… Адъютант посмотрел на героя нашего с приметной досадой, и они пронеслись далее…
Слова ее не ускользнули от жадного слуха влюбленного; они привели его в восторг, бросили в краску… Мимолетный взгляд адъютанта произвел совсем другое действие: бешенство закипело в груди юноши, он едва усидел на месте.
Климу стало жарко… Он вышел в галерею, отворил окно и стал вбирать в себя холодный осенний воздух… Тут был совершенный контраст с залой: там шумно и людно, здесь пусто и тихо; там глаза искрятся огнем надежд и страстей, уста кипят фразами и улыбками; здесь молчаливые портреты смотрят строго и холодно; здесь нет места мысли о будущем, всё говорит о прошедшем; там жизнь, здесь смерть… Много ощущений прошло через душу Клима, много мыслей, много планов пронеслось в его воображении… Долго стоял он у окна, устремив глаза — о горе мое! — на луну, которая тусклым пятном пробегала по горизонту… Недостает только, чтоб он произнес к ней стихи, но он, к счастию, не поэт! Вдруг послышались шаги; Клим повернул на минуту голову… В галерею входило несколько молодых людей, между которыми был знакомый ему племянник хозяина и известный уже адъютант… Клим стал снова смотреть на луну…
— Поскорей затянуться, ради дружбы! — сказал адъютант племяннику хозяина, который набивал трубку…
— Изволь.
— Скажи, пожалуйста, — продолжал адъютант, — что у вас за новое лицо явилось на бал?
— Кто такой?
— Да вот из статских… Высокий ростом, худощавый. Говорят, красавец, а по мне, так дрянь…
— Не понимаю… Да на что тебе?
— Представь… Я давно интересуюсь… одной особой… Уж сколько я вздыхал, любезничал, кажется, начал успевать., и что ж? Давеча танцую с ней. Она увидела его и говорит мне, что он очень хорош… Каково?..
Клим стал прислушиваться…
— Так что же? — спросил генеральский племянник.
— Как что! Я полгода ухаживал за нею, да не слыхал от нее такой похвалы… Я бы дорого дал за нее… А он, выскочка!
— И тут еще большой беды нет. Похвала ничего не значит.
Ничего! Да я готов обрубить ему уши, если она когда скажет опять на его счет что-нибудь подобное.
Клим вспыхнул, задрожал, переменился в лице; он хотел выскочить из своего угла, хотел наговорить дерзостей, вызвать на дуэль адъютанта… Но вспомнил, что сам не совсем прав, потому что случай привел его подслушать чужой разговор, чего, по его понятиям, не должно делать… Он удержался…
— Мало того, — продолжал адъютант, — она, кажется, просто влюбилась в него, вдруг стала со мной холодна: отвечает не по-людски, смотрит в лес.
Последние слова адъютанта чуть не свели с ума нашего героя.
Загремела музыка; молодые люди ушли. Клим остался один и долго предавался со всем жаром юношеского увлечения самым чудным, самым упоительным мечтам, которых автор не приводит из опасения насмешить читателей… Когда Клим возвратился в залу, мазурка уже приходила к концу; по невозможности пробраться на место, он стал у двери и начал, как говорится, «пожирать глазами» «предмет своей страсти», который танцевал по-прежнему с адъютантом.