— Мне жаль ее,— сказал Джордж Мун.— Для нее это, должно быть, ужасный удар. Его, кажется, похоронили в море?
— Да. Так написано в газете.
Новость дошла до Тимбанга накануне вечером. Сингапурские газеты доставили в шесть вечера, как раз когда люди отправились в клуб, и многие не принимались за бридж или бильярд, пока не просмотрят их. Вдруг один из присутствующих воскликнул:
— Подумать только. Вы видали? Нобби умер.
— Это какой же Нобби? Неужто Нобби Кларк?
В колонке общих новостей был абзац из трех строчек: «Господа Стар, Моусли и К° получили каблограмму, сообщившую, что по дороге на родину внезапно скончался и похоронен в море Хэролд Кларк из Тимбанга Бату».
Один из мужчин подошел к говорящему, взял у него из рук газету и недоверчиво прочел сообщение своими глазами. Другой уставился в газету через его плечо. Те, что просматривали в эти минуты газету, нашли нужную страницу и прочли эти три бесстрастные строчки.
— Господи! — воскликнул один.
— Это ж надо, такой несчастный жребий,— сказал другой.
— Он когда уезжал, был совершенно здоров.
Дрожь смятения пронзила этих крепких, веселых, беспечных людей, и на миг каждый вспомнил, что и он смертен. Собирались и еще члены клуба, и когда входили, взбодренные мыслью о предстоящей им в шесть выпивке и предвкушением встречи с приятелями, их встречали печальной вестью.
— Подумать только, вы слыхали? Бедняга Нобби Кларк умер.
— Не может быть? Какой ужас!
— Вот ведь горькая участь.
— Да уж.
— А до чего человек хороший.
— Из самых лучших.
— Я как увидел это в газете,— случайно наткнулся, меня прямо страх взял.
— Еще бы.
Кто-то с газетой в руках прошел в бильярдную, чтобы сообщить печальное известие. Там играли решающую партию на кубок принца Уэльского. Августейшая персона преподнесла его клубу по случаю своего посещения Тимбанга-Белуда. Том Саффари играл против человека по имени Дуглас, а резидент, который проиграл предыдущую партию, сидел с десятком других членов клуба и наблюдал за игрой. Маркер монотонно объявлял счет. Вошедший обождал, пока Том Саффари разбил фигуру, и тогда сказал ему:
— Послушайте, Том, умер Нобби.
— Нобби? Неправда.
Тот протянул ему газету. Его окружили трое или четверо, хотели прочесть сообщение вместе с ним.
— Боже милостивый!
На миг воцарилось испуганное молчание. Газету передавали из рук в руки. Странное дело, никто не хотел верить известию, пока сам не убеждался, что это написано черным по белому.
— Вот ведь жалость.
— Как это ужасно для его жены,— сказал Том Саффари.— Она ведь ждет ребенка. А моя-то бедняжка как расстроится.
— Он уехал всего две недели назад.
— И был тогда совершенно здоров.
— В расцвете сил.
Толстое румяное лицо Саффари сразу как-то обмякло, он подошел к столу, рывком схватил стакан, отхлебнул.
— Послушайте, Том,— сказал его противник.— Хотите отменить партию?
— Да нет, пожалуй,— взгляд Саффари скользил по доске, он увидел, что идет впереди.— Нет, давайте доведем до конца. А потом пойду домой, скажу Вайолет.
Дуглас ударил и получил четырнадцать очков. У Тома Саффари был легкий шар, но он его не забил. Дуглас опять сделал удар, но безрезультатно, а Саффари опять не положил в лузу, хотя обычно при таком расположении непременно получал очко. Он чуть нахмурился. Он знал, что друзья поставили на него, и изрядно, и ему совсем не хотелось их подвести. Дуглас получил двадцать два очка. Саффари осушил стакан и усилием воли, что было совершенно очевидно сочувствующим наблюдателям, взял себя в руки и сосредоточился на игре. Он сделал неловкий удар по восемнадцатому, ему чуть не удалась длинная Дженни, и друзья наградили его аплодисментами. Сейчас он был в себе уверен и начал быстро набирать очки. Дуглас тоже был в форме, и теперь все взволнованно следили за поединком. Те несколько минут, пока мысли Саффари были далеко, дали возможность его противнику сравнять счет, и теперь была ровная игра.
— Даю фору двести тридцать пять,— выкрикнул малаец на своем странном, ломаном английском.— Против двухсот двадцати восьми. Играем.
Дуглас получил восемь очков, а следующим ударом Саффари довел свой счет до двухсот сорока. Он перекрыл противнику удар двумя шарами. Дуглас промахнулся и дал Саффари следующий ход.
— Даю фору двести сорок три,— крикнул маркер.— Против двухсот сорока одного.