Это подтверждается тем фактом, что ребятам удалось добиться того, к чему и близко не подошла группа On А Friday: они сделали собственную запись. Местный промоутер Дэйв Гудчайлд владел звукозаписывающей компанией, которая называлась «I Don't Want To Go To Woodstock» («Не хочу ехать в Вудсток»), и Дэйв пригласил ребят в студию в расположенном неподалеку Хонитоне.
Другие три группы, которые записывались для того же альбома, Jackson Penis, Beaver Patrol и собственная группа Дэйва Mad At The Sun, придерживались совершенно другого звука: более громкого и тяжелого. Headless Chickens были бесспорно студенческой группой и заметно выделялись на этом сборнике.
«Они были не похожи на другие популярные панк-группы Эксетера, — рассказал автору Дэйв Гудчайлд. — В то время в Эксетере большое влияние имел хардкор. Мы ориентировались на эмо-группы вроде Fugazi, причем тогдашнее понимание эмо сильно отличалось от существующего сейчас: они двигались в другую сторону, играли более авангардные вещи. Они больше напоминали стиль инди-рок».
«Том делал некоторые демо-записи и прежде, но никто из нас не участвовал в чем-то подобном, — объясняет Джон. — Это было здорово. Настоящее веселье. Мы отправились в студию в Хонитоне, она называлась "Daylight Studios". День был классный. Я помню, как Том тщательно работал, чтобы выровнять звук всех гитар, громких и чересчур быстрых. Затем мы подогнали к ним звучание скрипки. Я думаю, мы все сделали часа за четыре, а потом еще часа полтора ушло на микширование записи в целом. На следующий день сделали мастер-копию, вот и все».
Хотя у записи был буквально микробюджет, участники группы пережили фантастический момент, когда услышали окончательную версию. Песня представляла собой выпад против хиппи, который начинался с тирады Шэка: «С цветами в волосах / они говорят, что им ни до чего нет дела», а заканчивался словами: «Не дайте хиппи заполучить меня». Наибольшее влияние оказал на эту песню черный юмор Майлза Ханта из The Wonder Stuff. И в этой записи отчетливо слышен бэк-вокал Тома — фальцет, который впоследствии стал столь знаменитым.
«Это было великолепно, просто великолепно, — говорит Мартин. — Я раньше никогда не слышал запись собственной игры в качестве ударника. Уверен, она вовсе не была идеальной, но вместе все звучало здорово. Просто фантастика, особенно вокал Тома поверх голоса Шэка — он звучал по-настоящему хорошо. Такой вибрирующий звук; я помню, что подумал: как будет здорово сделать еще нечто подобное».
«Очень высокий бэк-вокал Тома, вероятно, был самым лучшим, как я могу судить, оглядываясь назад! — сказала Лора. — Помню, как у меня порвалась струна, и пришлось играть на трех струнах, как Паганини, потому что запасной струны для скрипки у меня не было. Все происходило невероятно быстро».
В результате получился странноватый инди-рок, который можно было исполнять для аудитории полных энтузиазма, а в идеале еще и пьяных студентов. Джон заметил: «Звук был как у The Wonder Stuff или вроде того. Очень в Духе времени, 1989 год, такой привязчивый гранжевый английский поп-рок».
Дэйв Гудчайлд договорился о печати впечатляющего тиража в 1000 дисков на заводе в Чехословакии. Однако по получении тиража оказалось, что часть его потеряна. «Вот как это вышло: коробка дисков побилась в пути и потерялась где-то между чешским заводом и Эксетером, — поясняет Дэйв. — Пожалуй, пропала большая часть: мы заказали тысячу дисков и чуть ли не шестьсот потеряли».
Впрочем, группа не особенно пострадала. Тираж в 1000 экземпляров — достаточно много для первого ЕР, и такое было возможно только в случае реально существующего интереса в достаточно узком кругу любителей альтернативной музыки в маленьком городке. Кроме того, цена на производство альбома была распределена между четырьмя группами и компанией «Hometown Atrocities», так что все обошлось не так дорого, как могло бы, по словам Дэйва. Он добавляет: «Конечно, в итоге все получилось дороже, чем мы планировали. Прибыла одна коробка вместо пяти, но, поскольку запись была коллективной, никто особо не напрягался».
Однако, при всем юношеском оптимизме, это означало, что диск стоил кучу денег. Он существует в двух вариантах упаковки, и одна из них особенно редкая. Над изображением клыкастой дамы-зомби помещена надпись: «„Ноmetown Atrocities" представляет... „А Disgrace То The Corpse Of Kylie" („Поругание трупа Кайли").. . „The Hometown Atrocities EP"». Слишком панковский образ для группы, которая имела больше общего с инди, чем с остальными композициями альбома, однако альбом и особенно песня Headless Chickens встретили энергичный отклик в Эксетере. В их собственном крошечном мире они теперь были поп-звездами, и когда альбом стали продавать в местных магазинах, число фанатов увеличилось.
«После мини-альбома у нас появились поклонники не только в университете, но и в самом городе, — рассказывает Мартин. — Дэйв Гудчайлд принадлежал к местному, а не к университетскому сообществу, и он сумел построить мост между двумя сферами жизни. Купили альбом немногие, но им по-настоящему понравилось, как мы играем, нас вызывали на бис и все такое».
Как группа они обрели большую уверенность. То, что начиналось как развлечение, на глазах превращалось в нечто более серьезное. В тот момент Том не сильно выделялся по уровню таланта среди своих товарищей по группе. Талантливы они были все. Но он обладал особенными установками и несколько иной рабочей этикой.
«Он был очень хорошим гитаристом, на том же уровне, что и все остальные ребята в группе, — говорит Мартин. — Отличие тогда состояло главным образом в его установках и энергии, в его вере, что он обладает особым предназначением, а не в действительных способностях. Хотя он учился на отделении искусств, у него не было особых пристрастий или видов деятельности, которым бы он себя посвящал. Примерно такая установка: „Я хочу отличаться от всех остальных". У него было общее желание что-то создавать, выплескивать свои страсти, но он был не вполне уверен, чему именно хочет себя посвятить. Позднее он, вероятно, получил импульс от дружбы с другими ребятами [по On A Friday], и тогда его усилия приняли определенное направление. Он чертовски усердно работал, чтобы стать музыкантом. Мы придумывали песню, а в следующий раз уже видели, что он довел ее до ума и продолжал работать, прилагал усилия, чтобы сделать ее как можно лучше. У него сегда было множество идей. И он прекрасно умел сотрудничать. Могло показаться, что он сосредоточен лишь на самом себе, но это не так. Он был одержим группой и улучшением качества музыки, а также тем, чтобы все достигали результата. Любопытно, что Том совершил полный круги теперь снова обрел образ застенчивого парня, который не любит говорить о себе, которому больше нравится пойти и что-нибудь сделать, а не строить из себя некую необычную личность или поп-звезду. А ведь какое-то время назад он был реально занят самим собой. Теперь он стал отличным гитаристом, пробовал силы в вокале, уверенно держался на сцене, но все это не ради славы, а ради дела».
По мере того как Том начинал чувствовать себя более уверенно в Headless Chickens, он стал предлагать свои песни. Одна из них, нечаянная отсылка к его первой, еще детской песне «Mushroom Cloud» («Грибовидное облако»), называлась «Atom Bomb» («Атомная бомба»). «Это было типичное инди», — утверждает Мартин. Но одновременно песня показывала, что Том не случайный человек в музыке. Тем не менее, даже когда он набрался уверенности и стал привносить в группу больше своего личного творчества, случались моменты, которые напоминали, что он пока еще не рок-звезда.
«В первые годы все мы были еще зелеными, — рассказывает Лора. — У меня сохранилась видеозапись концерта, где мы отчаянно стараемся выглядеть крутыми, и Том там в таких коротеньких штанишках, как парень из AC/DC, и все мы на сцене, и тут он вдруг кричит в микрофон: „Эта песня специально для тех, кто из Моберли", а это было наше общежитие. Просто ужас! Мы все набросились на него: „Заткнись! Ты только что уничтожил весь наш имидж!"»