По лицу говорящего вновь пробежала нахальная улыбка, будто молния из блеска на поверхности золотой монеты. Неужели историк платил за это? Не велика ли цена за праздную болтовню?
— Ну, а личные работы, записи, что вы изъяли из моего собственного дома?! – негодуя, прошипел Валентор и искривился.
— Так было угодно советам Палат, так было угодно Вартрану. Лучше не суй своего носа в это змеиное логово. Ты изменился, бесспорно. Но тебя не сумеет защитить ни твоё новомодное оружие, ни иноземные деньги, ни вся твоя роскошная, дорогостоящая одежда! Любая броня здесь бессильна, восставшая против Императора, против жрецов Полтинны, против Империи. Ты понял меня? Тебе повезло, что нынче в Лемне проживает два Валентора из рода Сэльда, это, считай, и обелило тебя.
Алкадар небрежно соединил кисти рук перед лицом и постучал пальцами друг о друга.
— Как полагаешь, я дал тебе сполна для того, чтобы посетить свой давний кабинет? – уже спокойно вопросил Валентор, благоразумно решивший не погружаться более в логова рептилий, даже одной шальной, залётной ступнёй.
Учитель опять постучал пальцами и притворно располагающе улыбнулся.
Уже в своей старой, скромной коморке, весьма горделиво и неоправданно именуемой «кабинетом», Валентор возобновил розыски того, что оставил однажды в Ривер-Немме и того, что ещё здесь осталось. Для него.
Всё сложилось удачно, и, хоть на прежнюю должность младшего писца взяли Риша, тот не обладал ни прекрасным почерком Валентора, ни способностями или усердием дяди, и кроме формального звания ничего не получил, а место историка так и продолжило пустовать. Его кабинет был отдан во власть огромных серых крыс, которые вынюхивали что-то неизвестное среди бумаг, нетронутых ищейками Палат. Крыс вскоре распугал свет, брызнувший от оглашённого чертежа заклятья, кои исследователь старался в Империи не читать, дабы не привлекать излишнего внимания. Но крысы за достоверных свидетелей не сгодятся, даже если те и загремят в комнату допросов стражей Ллойн, то вряд ли сумеют что-либо рассказать палачу под пытками. Внезапно дверь скрипнула, имперец вздрогнул, но развеять чары не успел. Его дыхание сбилось, а затем заледенело.
Но человеку снова повезло: в проходе показалась обтянутая в тонкую тёмную кожу фигурка Металлии. Видимо, подношение, что однажды совершил Валентор богу Кенферону, покровителю благодатной судьбы, при котором он волей случая подменил пахучие зимние цветы собственной кровью, пришлось по нраву адресату-небожителю. Боги, они кровожадны, и всем цветам мира предпочтут терпкий привкус крови, не травы.
— Я слежу за тобой, – зловеще проговорила Металлия и затем улыбнулась, – драконьим и лунговским глазом.
— Как ты проникла сюда?
— Легко! – самодовольно изрекла женщина и прильнула к возлюбленному, касаясь его холодных губ своим пылким ротиком. – Поцелуй же меня. Неужели ты никогда не мечтал, сидя в этой жалкой комнатушке, что однажды сольёшься с женщиной прямо здесь, на этом столе?
— Что? – усмехнулся Валентор, не ожидавший такой выходки от подруги.
Хотя… почему это, не ожидавший? Ведь нечто подобное – именно, что в стиле Металлии! В стиле лунгов.
— Знаешь, тогда я старался держать пальцы выше уровня пояса, и тренировать свой почерк, но не другую ручную работу.
— Что же это, боишься, что твои истинные возлюбленные – книги – увидят нас и примутся ревновать? – томно прошептала она на ухо человеку, прижимаясь к нему всем телом и юркими пальцами ухватываясь за шнуровку на штанах.
Только глаза Валентора вздумали налиться туманной, сладострастной поволокой, как он неожиданно вспомнил, куда запрятал пропавшую вещь. Бережно отстранив ручки спутницы от своего торса, он устремился к письменному столу, над которым возвышался ряд деревянных полок. Одна из них выделялась чрезмерной толщиной, и Валентор, аккуратно сместив с подставки все прочие предметы, поддел пальцем тоненькую крышку тайника и извлёк оттуда небольшую тетрадь в плотном кожаном переплёте.
— Скажи мне, как я мог забыть, что положил её сюда?
Имперец показательно вытянул руку с находкой к окну. Вечерний свет, льющийся из проёма и почти полностью предоставленный только-только взошедшей над горизонтом луной, озарил ничем не приметную книжицу – дневник Сельдэриуса, деда Валентора, именитого путешественника. Историк получил эту вещицу в личное распоряжение давно, ещё до смерти родича, на своё шестнадцатилетние, когда занял должность послушника при Великом Учителе Ивидо. Дневник был написан на диковинном наречии, которое Валентор не понимал, и секреты которого дед отказывался открыть внуку при жизни. Но теперь хозяин мрачного близнеца знал, что язык этот – хатр, смешанный с часлнатом, и он, наконец, сможет разведать побольше о бытии своего предка.