Но, почему-то, вместо «мирские» Валентор услышал «людские». Он просто сидел в расслабленной позе и потешался над представлением, разыгранным для него верхушкой Империи, её государственной шеей, на коей покоится коронованная голова правителя.
— Любое запретное наслаждение!
Хозяин мрачного близнеца прищурился, снова скрещивая руки на груди. Теперь, когда Металлия Дрейк заполучила в наследство всё имущество Мизраэля, Светлого господина и второго аркана Хатра, а историк выступал наследником Госпожи Предела, то вряд ли Император сумел бы подкупить его совесть «мирскими благами». Скорее всего, Валентор был богаче Императора, только либо не знал об этом, либо знать не хотел. Или просто скромничал и не выпячивал вперёд кошелёк и монеты на связках.
— Нет, это мне совсем не интересно. Давайте поступим так: я пойду своей дорогой, а вы – своей. С миром разойдёмся, ибо места на путях хватит всем.
— Мы не разойдёмся в таких стеснённых обстоятельствах, в таких узких коридорах, – усмехнулся Первый Следователь, намекая на туннели под Ставкой.
— Всё равно вам нечем меня подкупить. У меня всё имеется в достатке, – улыбчиво выговорил Валентор.
Тогда изыскатель Нулл потёр рукой трехдневную щетину на лице и задумчиво возвестил:
— Всё, кроме пальцев… так? Хочешь остаток времени в темнице просидеть? А мы, пока что, возьмёмся за твою семью, за твоего брата и престарелых родителей. За сына. За твою жену! Женщину…
Валентор начинал злиться. Он уже был готов взорваться и подорвать на этом всех присутствующих, совместно с Первой Ставкой.
— Темница… я заглядывал в темницы Эль’Тариота, и они чище и благообразней, чем любой Имперский храм! Думаете, я променяю тьму Мирсварина на имперский свет? Да самый пламенный огонь Ривер-Немма не сравнится с глухой ночью Предела! Ярчайший блеск Империи только растлевает душу, так как в нём нет правдивости.
Старый писец негодующе закашлялся и заворчал, поскольку для него слова о храмах и огнях Империи сделались истинным оскорблением и святотатством. Но Валентор, наряду с большинством лунгов, отлично знал, что всегда существует миллион поводов оскорбиться, и только один – оскорбить. И историк не желал никого оскорблять.
— Вот поэтому мы не приглашаем на подобные беседы верховного жреца Суллуна. Несчастный старик от сродных заявлений схватится за сердце и схватит удар, – прошептал Нулл для пузана, прикрывая рот рукой, дабы подозреваемый не прочёл сказанное по губам. – Теперь ещё и богохульствуешь! – и повысил тон почти до крика, уже обращаясь к пленнику. – Блеск чужбины ослепил тебя! Блеск… верится мне, древние не ценят внешних особенностей…
Изыскатель поднялся на ноги и неспешно направился в сторону Валентора, пока другие присутствующие собирали бумаги со стола.
— …а нам, «простым смертным», до́лжно поступать по их завету и образцу! Разве нет?
Нулл склонился над молодым господином и опять пряди его непослушных волос тончайшими змейками устремились к лицу гостя из-за рубежей.
— Так что внутри тебя? Мы вскоре выясним это. Вскроем грудную клетку и заглянем прямо в сердце, а затем в твою гнилую башку! И найдём всё, что нам причитается!
Следователь уже попросту кричал на Валентора, иногда орошая его слюной, и Первый Писарь не думал более останавливать или остужать соратника.
Четверо из пятерых судей удалились. Двери за ними закрылись, оставляя Валентора и Нулла один на один. Но, нет. Не совсем так, ведь всё-таки Нулл не был ни глупцом, ни простаком. Свою работу он всегда отменно делал. В тайной комнате, что незаметно скрывалась за поворотом в самом тёмном углу залы, дожидались назначенного часа стражники, палач, и кое-кто ещё.
— Распрощайся с мечтой! – злокозненно объявил главарь ищеек.
— У меня лишь один вопрос к вам: где мой меч? Верните мне его, ибо оружие это слишком древнее и слишком славное, берущее свой исток в далёких покровах, среди тех дней, – каждое последующее слово Валентора звучало всё грознее и острее, наточенное и опасное, разящее не менее ловко, нежели клинок мрачного близнеца, – …когда ваш прадед, первый пращур, знавался с прабабкой вашей – вшивой, дряхлой псиной, от отпрысков которой и идёт весь ваш грязный род!
Однако на этот раз «д» тоже не удалось имперцу и оглушилось, превращая «род» в «рот». Та-да?
Нулл молниеносно извлёк кинжал из ножен и подскочил к Валентору, искря обнажённым лезвием. Ему на выручку подоспели трое стражников, один из которых стремительно зашёл историку за спину и опустил свои тяжёлые лапища на плечи подневольного, придавливая его к сидению и не позволяя уйти. Двое других охранников привязали руки молодого господина к подлокотникам, но человек не особенно сопротивлялся, всегда знающий, что он – не выдающийся воин или боец. И не маг, как бы сегодня вельможам того не хотелось.