Мизраэль в те годы тоже содержал оружейную мастерскую совместно с одной женщиной, ицолем, отпрыском лунга и знатной эльфийской дамы, которая унаследовала от родительницы имя далёкого и легендарного предка – Натта, заодно с его великим и виртуозным ремеслом. И поныне «Мастерская Натта» выпускала столь изысканные и утончённые изделия, что любой смог бы отличить их мечи и кинжалы, не глядя на клеймо. Однако работы избранницы Мизраэля всё больше и больше тяготели к затейливому украшательству, предавая свой первоначальный долг. Мечи будто бы лишались сути и искомого предназначения и превращались просто в символ власти, статуса, могущества, обрастая позолотой, жемчугами и каменьями день за днём.
Мизраэлю, то есть, Сурву Акестару, такой расклад порядком надоел, и он терял интерес к происходящему в кузнях. И на всяком парадном мече «Мастерской Натта» величественные инкрустации и неповторимые эмали на эфесах складывались для него в единообразный узор – в скуку, в полное отсутствие цветов. Так было до тех пор, пока на горизонте не возникло светило Норвагорна – жаркое и красочное, искрящееся различными оттенками, какое угодно, но только не мрачное. Не такое вовсе, о котором спустя множество веков (или даже тысячелетий) твердила Металлия Дрейк. Впрочем, о том, что чёрный блестит не менее ярко нежели белый или золотой, этому древнему ещё лишь предстояло выяснить в дальнейшем.
Услышав о сайдаранс, недавно обрушившейся на славные земли Мирсварина, Мизраэль, как и многие другие, решил, что на этот раз метеорит точно будет полностью из тайлина. Он оседлал любимую племенную кобылу и поспешил в Болижан, на аукцион, уже чуток взбодрившись и воспрянув духом. Каждый, кто имел хоть какое-то отношение к оружию, грезил о чудном моменте, когда в его руки упадёт (да, да, прямо с предвечных ночных небес) наплав тайлина. Нечего и говорить о горделивом хозяине мечей, светловолосом Сурве-Мизраэле. Он, как и все, мечтал взглянуть на конкрецию тайлина одним глазком, и, чем демоны не шутят, смастерить из него величайший на свете клинок.
В недрах Предела залегала единственная жила тайлина, это да, знаменитая Гвихс Лом, что без дела мерцала белым день и ночь где-то в горах Септ Гирис. Однако, не так-то просто было извлечь хотя бы мелкую крупицу из неё, во всяком случае, во втором покрове весны полномасштабные разработки этого месторождения ещё не начались, и город Эрнарин стоял почти пустым, ибо в те времена высшие происхождения пока не обнаружили в окрестных землях залежи эльтекримов. Но по просторам Хеймана уже в ту эру бродили слухи о Сверкающем клинке из тайлина родом с Септ Гирис, о его повелителе – Серебряном Быке, и о том мастере, что выковал столь небывалое орудие. Мизраэль, бесспорно, все эти пересуды слышал, но лично он таких возвышенных господ не знал.
Эльфы веровали в забавную легенду, гласящую, что рудные жилы подобны настоящим венам, по которым от горячего, кипящего сердца планеты Ассалгот перемещаются жидкие металлы, словно истинная кровь, а затем застывают у поверхности. Где и насыщают собой культуру древних и питают их искусное ремесло. Ниже всего в иерархии «кровавых» металлов расположились те, коих природа (или воздух) окрасили в тёмные или чёрные цвета – олово, свинец, ртуть и железо. Затем следовало серебро, затем рыжая медь, за нею – благородное золото, тяжёлое, устойчивое ко многим изменениям и влияниям извне. И, наконец, за чередой чёрного, серебряного и красного победоносно шествовал белый тайлин. Жила Гвихс Лом почиталась эльфами, будто какое-то истинное божество, порой называлась единственной артерией матери-земли, священного Ассалгота, или вовсе обозначалась как центральная ось мироздания, вокруг которой и завертелось всё, начиная от камней и червяков, и заканчивая облаками, планетами и звёздами. Ингода эльфы упоминали, что Гвихс Лом белоснежной иглой пронизывает три плана – и бренные мирские угодья, и Тчелан и Редел.
У древнего похожие речи могли вызвать улыбку сочувствия, разве что. Но лунгам белый был всегда дороже прочих цветов, поэтому они тоже отдавали предпочтение тайлину.
Только вот в Болижане выяснилось, что упавшая сайдаранс – не из тайлина, а из обычного железа, она чёрная, а не кипенно-белая, и Мизраэль не проявил к ней никакого интереса. Он вновь поник, рвение и прыть его поутихли, сами будто разбились о сухие, песчанистые почвы Болижана, заместо метеорита, разлетевшись в стороны на сотни и тысячки опалённых искр. И Пепельный Волк пошёл обратно, собственной дорогой, которая тем летним утром забралась так далеко от его первоначальной цели – от города Кифа, возведённого на крутом берегу одноименного залива, жаль, правда, не лунгами. В Киф уже давно должна была прибыть на корабле верная подруга Мизраэля, его попутчица-ицоль, обладающая в каменной части селения каким-то недвижимым имуществом. Но он не спешил к ней в объятья, напротив, задержался на пути.