Разрозненные племена эльфов, обитатели речных пойм, дельт и заболоченных долин, ещё не обзавёдшиеся ни общими предками с южных границ Предела, ни единым очагом культуры (все те, кого впоследствии прировняют к «озёрным»), высоко ценили уединённые расселины в скалах. Они любили гроты и пещеры, особенно столь красивые и уникальные. Эти дикари устраивали среди сталактитов и сталагмитов святилища или усыпальницы пращуров, где поклонялись духам. Проблема заключалась в том, что Норвагорн, охотно идущий на контакты с местными остроухими, ничего не слышал о таком гроте вблизи своей стоянки. Не видел его на картах, не читал о нём в исследованиях или трактатах. И даже в рассказах путников, норовящих приукрасить и преувеличить всё, что только можно, не встречалось упоминаний о пещере. Так что же это получается, столь выдающийся и знаковый уголок остался неприметным? Неужто ещё никто не открыл его?
Лунги замерли, каждый на своей стороне ручья, и бой на время прекратился. На блестящей, мокрой поверхности каменных колонн и занавесей переливами сверкали голубые огоньки пади, и жёлтыми, почти что свечными бликами расплывались лучи солнца, доносящиеся из выхода.
В воздухе действительно стоял неповторимый, очень странный (но, к слову, весьма приятный!) запах, с которым Сэн раньше не сталкивался. Источником его никак не могла являться лакомая падь, хорошо известная этому древнему мастеру меча. А вот Мизраэль уже как-то раз чуял похожий аромат… очень давно, когда бывал за отдалёнными морями, на противоположном от Мирсварина берегу Бескрайней Бирюзовой Воды, или океана Ни́рлоннан (Наннолрин в ином варианте). Но, как бы далеко вперёд не забежало колесо эпох и тысячелетий, Пепельный Волк всё ещё помнил этот запах. Он его знал не понаслышке.
Аккуратные ноздри скульптурного носа Норвагорна обеспокоенно раздувались, поглощая и впитывая новое благоухание, но прятать меч в ножны он не спешил, по-прежнему угрожающе наводя остриё клинка на соперника.
— Да… что это за запах? – Сэн озадаченно скорчился и провёл свободной рукой по взъерошенным волосам, остриженным по шею, пытаясь их как-то усмирить, чем вызвал очередную располагающую улыбку в Мизраэле.
Светлый господин молча пожал плечами, но вдруг Норвагорн ответил сам себе:
— Знаю! Должно быть, это логово глубоководного мерцающего сонного удильщика, Зверя Хакмерона.
На что Сурв только скорчился, ведь отлично понимал, что это не так, что соперник его и новый знакомый серьёзно ошибается.
— Что-то мне подсказывает, что нету здесь глубоких вод, так где же скроется твой зверь?
Норвагорн, позабыв о битве и своём пылком желании самоутвердиться, поторопился вперёд, ближе к террасам из купелей. Мизраэль последовал за ним, ведь победитель до сих пор не определился.
— Да-да. Здесь логово Зверя Хакмерона, и потому-то это местечко улизнуло со всевозможных карт. Знаешь, дикие эльфы считают, что эта тварь охраняет несметные залежи рудаса. Сонный удильщик гнездится именно в пещерах.
— Да… и он непременно охраняет рудас, – насмешливо оскалился Мизраэль, продвигаясь к дуге гуровых плотин по другую сторону от Норвагорна.
— А отчего нет?
Зверь Хакмеро́на, или глубоководный мерцающий сонный удильщик – вполне реальное создание, правда, очень таинственное, скрытное и редкое. Говорят, будто моряки иногда его находят выброшенным на берег, однако тогда этот «змей» предстаёт перед наблюдателями в образе длинной и уродливой рыбины величиной с небольшое судно, окрашенной в серебряный и синий, с острыми алыми плавниками, торчащими вверх вдоль хребта и ощетинившимися ядовитыми шипами. На теле его умещаются сотни крошечных отметин, похожих на блестящие глазки, или на павлиньи перья, и они-то как раз мерцают под толщами морских пучин. Иногда это чудище зарывается в землю и тогда уже превращается в червя, что ведёт подземный образ жизни и утаскивает добычу сквозь рытвины. В почвах он слепнет, утрачивает свой видный красный гребень и все плавники. Или устраивает масштабные гнёзда в прибрежных пещерах и гротах, привлечённый стеклянным блеском кристальных цветов из месторождений рудаса, и затем становится исполинской змеёй, но всё ещё с рыбьим гребнем на спине, к коему добавляется обширный кожистый воротник, надувающийся при опасности и при волнении животного.
Конечно, на самом деле это не так – и глубоководный удильщик не может менять своё происхождение ни из-за стихий, окружающих его, ни по собственному выбору. Он, что не говори, является огромной, опасной змеёй, которая способна проспать в секретном логове очень долго, но которой всё-таки необходимо питаться, и которая рано или поздно выходит на поиски добычи. И, вообще-то, к числу её закусок легко может примкнуть зазевавшийся, невнимательный лунг.