— Норвагорн?.. – произнёс он с вопросительной интонацией, и мастер меча утвердительно кивнул.
Снаружи давно стемнело, но дождь не прекращался. Светло-голубые мерцания хрустальной пади только усиливались ночью, и теперь прозрачно-синие и изумрудные блики света обворожительно играли переливами на прекрасном лице Норвагорна, резвясь на его белой, алебастровой коже. Казалось, что это крошечные кометы с сине-зелёным хвостом мелькают на каком-то новом сорте небес. Мизраэль медленно млел рядом с таким великолепием, и никак не мог взять в толк, отчего. Что переменилось в нём?
Тишину нарушил Сэн:
— На самом деле, я скорее искал неповторимое вдохновение, чем тайлиновый металл. Ещё в незапамятные времена я сочинил одно заклятье – чары, которые собирался наложить на оружие, но сейчас… сейчас мне думается, что в конструкте чего-то не хватает. Чего-то невероятно важного, а то, что в нём имеется – совсем не то… не подходящее. Я искал что-то такое… что даже не могу выразить. Изощрённое. Роковое. То, что переворачивает жизнь.
— Твоё выступление было изощрённым, весьма, – хмыкнул белобрысый чуток обиженно, ведь ещё не знал, что Норвагорн не представился ему своим прославленным именем только для того, чтобы назвать первым истинное. – Однако теперь все правила приличия и порядки круга велят мне отплатить тебе взаимным радушием, и, как меньшее, пригласить тебя на достойный ужин.
— О, нет. Благодарю. Я не терплю всю эту почтительность и чинность, замашки знати, утончённые беседы… Но, я бы выпил, и с тобой, и за тебя. Лучше ты приходи ко мне в фагнор и угости жарки́м в какой-нибудь харчевне. Найди меня там, а я в свою очередь обещаю, что привью тебе любовь к местным красотам… и к местным красоткам.
На последнем слове Норвагорн увлечённо хихикнул, поддавшись бурной волне воспоминаний, живо на него нахлынувших, но Мизраэль не разделил воодушевления собеседника, он поперхнулся и спрятал глаза.
Из-за чего? Уже тогда одно лишь упоминание Кифского фагнора наводило на слушателей дрожь и отвращение, ведь им затем весьма навязчиво и ощутимо мерещилось то самое липкое зловоние, которое не могли сдуть даже мощные ветры залива. Однако такие «колдовские» проделки воображения скорее вызывали кислые гримасы на лицах представителей высоких происхождений, заставляя их кривиться и носом воротить, но никак не стыдливо перемещать взоры на стену.
— Что не так? Не задалась шутка? Или ты кому-то уже дарствовал важнейшую клятву на хатре, и теперь всё веселье минует тебя боком? – до сих пор несерьёзно пропел Норвагорн.
На этой ноте Мизраэль чуть было не расхохотался в голос. Вот сейчас… сейчас-то он точно сумел оценить остроумие черноволосого!
— Дал клятву… о чём это ты? – небрежно отсмеивался Пепельный Волк. – Нет, но я и не один ныне, если ты об этом. Если ты видел меня в Болижане и даже запомнил, то, вероятно, уже знал, кто я такой ещё до того, как я озвучил своё имя. Так что, ты ясно представляешь, чем именно я занимаюсь. Я содержу оружейную мастерскую, «Мастерскую Натта», с кое-какой дамой, с которой у меня узы, ицолем по происхождению, дочерью лунга и знатной эльфийской женщины. Её зовут…
Но тут позади бездельников-древних что-то вновь зарокотало и загремело, и с потолка в воду посыпалась очередная партия хрупких сталактитов. Будто природа лично воспретила Мизраэлю разглашать имя попутчицы, и он осёкся на первом же звуке.
— …в общем, ты и сам, наверное, в курсе.
—Ицоль… – прошептал за приятелем Норвагорн, презрительно поведя левой бровью. – Ну. Что ж. Недурно, она хотя бы наполовину лунг, и хотя бы наполовину тебя достойна.
Светловолосый древний уже не уделял внимания разговору, он взволнованно мотал головой из стороны в сторону, пытаясь как можно чётче воспринять обстановку и воздать ей должное. Это верно, что прежде Мизраэль тоже значился великим путешественником и исследователем нехоженых троп в мире лунгов, но всё это творилось так давно, что уже мало кто помнил о приключениях Сурва, наравне с ним самим. Потому как теперь, под сенью второго покрова весны, он практически всё дни и ночи проводил дома в Коркуджане, возле мастерской, и возле женщины. И рядом с одиночкой-Норвагорном, этим опытным странником и заправским ходоком, чувствовал лишь неуверенность и в знаниях своих, и в силах.
— Если вдруг начнётся обвал, ты же меня предупредишь? – стараясь сохранить равновесие в голосе и не выдать истинных мыслей, шёпотом вопросил Мизраэль.
— Если вдруг начнётся обвал, он нас немедля тут и похоронит, и мы ничего изменить не сможем.
Прогноз отнюдь неутешительный, но Мизраэль потрудился, дабы придать себе былой надменно-горделивый вид, расправил плечи, беззаботно раскинул конечности и просто следил, как снаружи, за плотной, влажной ширмой из воды скользит ночь мимо опасного укрытия.