Тем не менее, кое-где в разрозненных текстах проскальзывали справки о чём-то близком с подземным озером… о чём-то сродном. Всплывали слухи о таинственной, подогретой субстанции, о некой жижице (живице), напоминающей цветом мёд или янтарь, но светящейся нежно-голубым и непременно источающей неповторимый аромат. Запах этот каждый описывал по-своему, кто-то нарекал его «роскошным, драгоценным благоуханием», кто-то, наоборот, «разящим, и сражающим наповал». Неизменным оставалось одно – обязательное упоминание неизведанного доселе благовония. И на этом всё. Норвагорну не стало лучше от упорных изысканий, он лишь ещё больше (и ещё печальней) вздыхал, упустив, кажется, нечто невероятно важное… И, как назло, это озеро, ровно, как всё, что случилось возле воды, будто сквозь землю провалилось. Вот уж точно, «увы»!
Солнце остывало день ото дня, лето подступалось ближе к осени, Кифские лотосы давно отцвели… а Пепельный Волк до сих пор не разыскал Сэна, хоть последний и не особенно прятался в лабиринтах фагнора. Древний ждал, однако ничего не происходило. Конечно, мастер меча подарил белобрысому тот злополучный обед, похлёбку раздора, но… всё же… Разве ж это красиво? Разве такое велит вершить честь и неумолкающая лунговская совесть?
И вот сегодня, вместо того чтобы рыбачить или слушать болтовню своего неугомонного патнира, Норвагорн предавался грёзам наяву. В лодке, на противоположном краю, расселся рыжеволосый и светлоглазый Иср О́стан, искрящийся от довольства. Подопечный догадывался, что скоро завершит долгий и мучительный этап ученичества, и ликующая ухмылка не покидала его физиономию. Но Норвагорн не торопился радовать заносчивого последователя, уж слишком тот был неучтив и самонадеян. Впрочем, мастер меча прекрасно знал, почему так приключилось. Он сам это допустил, сам это позволил… Может, даже спровоцировал.
— Эй, скажи мне, что именно сейчас настал тот славный миг, когда я закончу своё ученичество. Скажи, что больше я не твой патнир.
Но, всё уже в прошлом. Притяжение угасло, чувства измельчали, связь распалась. Правда, своеволие и неповиновение остались, как и возможность безнаказанно дерзить. Обоюдные поблажки, взаимное давление и все эти недомолвки, все эти притязания, все претензии, они так усложняли жизнь…Теперь мастер меча на собственной шкуре уяснил, почему (и для чего) лучше не сходиться с патниром в столь тесном и личном танце. Хотя бы, до конца наставничества. Но даже если бы Норвагорна сто раз предупредили в начале, всё равно бы никакой мудрец его тогда не вразумил. Ведь, как и всякий древний, он был горяч и нетерпелив.
Сэн в очередной раз пропустил мимо ушей реплику друга, и Иср принимался злиться из-за поведения учителя.
— Или это нагрянет завтра? Когда? Скажи же! Не томи меня.
Однако Норвагорн хранил молчание.
— Скажи немедля, ведь тебе нечему больше меня учить! – от исступления рыжеволосый лунг взялся ёрзать, и лодку замотало.
— Я тебе не «эй», а «многочтимый учитель, Аман-Тар», – очнулся от тряски Удильщик из Искатора. – И не смей раскачивать лодку, когда мы оба в ней сидим!
— Хм, именно это я собираюсь делать. Давай, запрети мне.
Но крики Норвагорна не могли помочь ему. Хлипкое судно накренило из-за монотонных, умелых действий Исра, и будущий третий аркан Мирн Хатра рухнул в воду. Не ожидая от наставника такой рассеянности, Остан беззаботно расхохотался, а вот Норвагорна обуял дикий гнев.
— Сколько бы ты не откладывал, этот момент скоро явится. Ты, что, хочешь им как следует насладиться? Может, тогда займёмся чем-то активным и хотя бы обнажим мечи?!
Норвагорну на мгновение почудилось, будто он засёк в воде резкое движение в своём направлении, на его шее сразу встали дыбом мелкие волосики и лунг поспешил взгромоздиться обратно в лодку, ведь предместья Кифа славились обилием огромных крокодилов. На песчаных берегах эти твари смотрелись нелепо и грузно, однако в реках и озёрах они демонстрировали верх проворства и скорости, в отличие от Сэна сегодня днём. Мастер меча повис на борту, из-за чего рыбацкое судёнышко опять накренилось, но Иср только безудержно ржал и не думал помогать пострадавшему другу. Когда «благородный учитель» сумел справиться с непослушными конечностями, и забрался-таки внутрь, его патнир держался за живот, заряжая округу оглушительным гоготом.