Мастер меча довольно хмыкнул, предвкушая нечто свежее, провёл рукой по собственным волосам, приминая растрепавшиеся, одёрнул куртку и двинулся в харчевню. Нет, определённо, однозначно, когда ты один – секрет – это сила.
В хорошей компании время летит быстро, вот уже лето осталось позади, как и две первых луны осени, однако в предместьях Кифа по-прежнему стояла духота и жара, ибо Киф не ведал, что это такое, истинная зима. Коренные жители видели снег только на шапках гор, и никогда не наряжались в тёплую шерсть или меха, которые производили исключительно на продажу, но очень умело и добротно.
Впрочем, круговорот природы не мог так просто миновать Киф, и зимой здесь разливалась Ас-Дайилль, погружая под воду самую хлипкую и неблагонадёжную часть фагнора, разрастающуюся всякий раз по новой после очередного половодья. Но до разлива было ещё далеко, и дней в запасе хватало на то, чтобы собрать пожитки и убраться – ведь с появлением на горизонте Дождливой Мион в городе вообще будет нечего делать, особенно лунгу. А пока что запустилось лёгкое увядание зелени, растения желтели и краснели, многие насекомые рыли норки и углублялись в древесную кору или под землю, желая впасть в спячку, будто следовали какому-то внутреннему закону, вшитому в них богиней-покровительницей цветов и мелких животных, Джун’Эрлорм. Зато невероятно крупные бирюзовые стрекозы, длиной без малого в мужскую ладонь, охотились на вялых, грузных жучков и заряжали округу своим громыхающим стрекотанием. Дни мельчали, а ночи увеличивались…
Пускай в Кифе никогда не установятся морозы, как на северных окраинах Мирсварина, и никогда на его рыхлые и влажные почвы не обрушится настоящий снегопад, всё равно благородный, белоснежный зимний наряд краем мантии задевал и эти земли, своим явлением подтверждая давно известный факт – ничто не бесконечно, и всё подвержено течению, идёт под знаком перемен.
И если всё в мире меняется, то только не фагнор. Его кривой, изувеченный узор навечно нанесён на Кифское лицо, словно боевой раскрас на лбах и щеках местных диких эльфов. Но даже эти остроухие должны были вот-вот остепениться, ведь совсем недавно они открыли месторождения рудаса и самородки карруна – крепкого, очень красивого металла светло-зелёного цвета, чуть травяного, чуть водянистого оттенка, под стать заболоченным берегам и озёрным долинам.
Именно его теперь чаще всего продавали на стихийном рынке близ фагнорских стен, непременно возникающем каждую осень будто бы по воле богов (или из-за проделок каких-то колдунов-невежд), и держащемся на плаву до первого блеска Мион. В буквальном смысле, ибо стоило только дождливой, печальной звезде взойти над Великанским Хребтом, на западе, как Ас-Дайилль тут же меняла свой нрав и из спокойной и тихой реки превращалась в бурное, неистовое пресноводное чудовище, чьи размеры подпитывались высокогорными ливнями, и чей аппетит могли усмирить только жертвы. Хлынувшие потоки сносили бревенчатые мостики, переходы, лавки и дорожки прямо в Море Снов, и от рынка ничего на корню не оставалось… Ну, разве что, в принесённый плодородный ил попадали его семена и эти самые корни, ведь через год всё повторялось заново.
Ну а пока торговые лавки были переполнены разномастными товарами – и напитками, и крупами, и маслами, свежими овощами и фруктами, как и тонкими тканями, преимущественно изо льна, всяческими побрякушками, драгоценными камнями неважного качества, и, конечно, каррунными рудами. Дикие эльфы, впрочем, уже не такие дикие, как раньше, смешавшие своё происхождение с остроухими выходцами из южных провинций Мирсварина и сейчас больше напоминающие оседлых озёрных, здесь же предлагали гостям приобрести бесхитростные традиционные кушанья. В основном это были моллюски, ящерки или лягушки, нанизанные на тонкие палочки и быстро пропечённые над сильным огнём, приправленные кислым и неприятным соусом, но в чанах торговцев едой варились и рыбные похлёбки, а в глубоких сковородах они могли за пару взмахов ресниц поджарить рагу с размоченной крупой и невесть каким мясом, прямо на глазах покупателей.
Хаотичное нагромождение из палаток со снедью и товарами разбавляли более аккуратные и ухоженные шатры потомственных эльфийских прорицательниц, Толковательниц сновидений и пересечений звёзд – дочерей шаманок, которые не пожелали жить на воле, под белым небом, но захотели поселиться в городе. Зачем им это? Зачем-то… Их, словно нерадивых мотыльков, влекли Кифские огни, блеск золота, серебра и меди на связках у приезжих, и, безусловно, свою роль сыграло что-то потаённое и неизведанное. То самое, что заставляло всякого двигаться «вперёд», назначая направление от леса и от степей к селу, а, затем, и к городу, и что побуждало передвижников шептать одно и то же магическое слово – «прогресс», как покаяние или как оправдание всем жертвам.