В ту пору мало кто задумывался о последствиях массовых переселений, и этого пресловутого «прогресса», ведь пока что каждому зрячему отчётливо виделось, насколько бытие становится и лучше, и проще, и как быстро тьма невежества отступает от границ Предела. Пока что торговые лавки, палатки и шатры урбабара, – а именно так величали фагнорский осенний рынок – объединяли розовато-оранжевые и красные тканевые навесы, медленно колыхающиеся на вездесущем ветре и создающие какую-никакую, а всё-таки тень. Весьма приятную, кстати, в пекло.
Однако нечасто сюда захаживали благородные господа, знатные эльфы или даже вельможи людей-долгожителей, что ни говори, рынок этот был для коренных жителей. Изредка на его улочках можно было приметить кого-то из представителей митриникийского происхождения, ведь митринов ничто в мире не интересовало так, как торги, товары и сделки, и ничто не в силах было их остановить от вторжения в самые «злачные» и враждебные закутки Мирсварина, коли там залежалась хоть одна бесприютная монетка. Из-за чего двое величественных лунгов, лениво прохаживающихся по шатким мостикам между лавками, смотрелись здесь ещё более вызывающие и противоречиво.
На этот раз Сурв Акестар всё же отдал предпочтение более сдержанным и практичным вещам, запирая свои роскошные шёлковые и бархатные мантии песочного, серебристого и палевого цвета в сундуки, взамен надев обычный длинный кафтан поверх тонкой рубашки, по кайме отороченный вышитыми лентами и подхваченный поясом на талии. Белобрысый до сих пор выглядел на манер лунгов, правда, уже не бросался в глаза столь навязчиво.
Норвагорн, надменно вышагивающий по правую руку от нового друга, наоборот, облачился в составную кожаную куртку тёмно-серого, почти чернильного оттенка, сложно скроенную, и в такие же штаны, будто не замечающий ни жары вокруг, ни чрезмерного внимания местных. Все его одежды ещё издали кричали зевакам: «глянь, я же лунг, во всей своей магической плоти!», и, кажется, Мизраэль даже подозревал примерно, кто именно сконструировал и пошил этот наряд для мастера мечей. Ведь столь искусный портной и кожевник просто не мог кануть в безызвестность в лунговской среде, в кругу тех, кто ценил личный стиль и превозносил необыкновенный, причудливый вкус в одежде. Светлый господин и сам не единожды обращался к этому умельцу за помощью в создании достойных убранств.
И кто теперь похож на странствующего бездомного? Мизраэль довольно хмыкнул, сомкнув веки. Двое шли на выверенном расстоянии друг от друга. Пепельный Волк держал руки за спиной в замке, но улочки неумолимо сужались, грозя либо столкнуть кого-то из шествующих в гнилую воду фагнорского рынка, либо сблизить настолько тесно, что после такого «очного знакомства» уже будет невозможно сказать точно, кто из древних есть кто, и где он есть.
— Тебе повезло, – заговорил Мизраэль, – что ты потерял свой меч, когда я был рядом, в Кифе. Кто ещё смог бы выковать для тебя лучшее оружие? Всякий воин грезит о мече с клеймом нашей мастерской. И, не буду скрывать, для меня тоже станет величайшей честью, если ты вооружишься моим произведением.
— Да-да. «Всякий воин», – насмешливо отозвался Норвагорн, подступая ближе к приятелю. – Вообще-то, я и сам могу сковать себе меч, твоё участие здесь излишне. Я делал это прежде, сделаю и теперь.
— И, тем не менее, ты неизменно водишь меня за собой, – хихикнул светловолосый. – Если мы даже в каменной части Кифа не нашли подходящей руды или металлических брусков, если ничего приличного не обнаружилось ни у кузнецов, ни у городских торговцев, ни у заморских купцов, если ты не пожелал никакой материал из имеющегося в моём распоряжении… Так позволь спросить, Аман-Тар, с чего ты взял, что мы здесь встретим нечто стоящее? В этой плавучей помойке?
И будто в подтверждение таких слов мимо древних промчался настырный и самодовольный эльф, возможно, уроженец Крам Аэля, явно возомнивший, что его время – самое бесценное в мире, а, значит, он может безнаказанно всех толкать и распихивать. Норвагорну прилетело локтем в спину, из-за чего черноволосого занесло, и он едва успел ухватиться за руку Мизраэля, дабы не упасть в воду. Если бы Сэн не был лунгом, он точно бы догнал обидчика и влепил ему в отместку, ибо только так велели поступать обычаи и порядки второго весеннего покрова любому жителю Мирсварина. Ну, почти любому, ведь происхождение настрого запрещало древним обращать внимание на мелкие и досадные происшествия. Сэнмаон даже не заметил грубого прохожего, зато для Мизраэля этот крошечный случай словно открыл глаза. Голова Норвагорна остановилась непозволительно близко от носа будущего хозяина ясного близнеца.