— С чего бы мне заблудиться сейчас? Или заблуждаться? Это, вроде бы, ты планируешь блудить, не я.
— Последний раз спрашиваю, – Норвагорн уже наполовину проник во мрак покоев Цапли, и его лицо скрывала тьма шатра. – Тан чатар, Аман-Тар, хочешь разделить со мной этот пир?
— Нет, прими моё почтение. Я уступаю тебе.
— Ох, если бы ты мне уступил … Тогда нам не понадобились бы третьи.
И черноволосый пропал за занавесями, вкладывая в последнюю реплику могучий вздох. Мизраэль почувствовал, как его щёки опять вспыхнули, и как его снова бросило в пот. Слова Норвагорна будто хорошенько и безжалостно стеганули его по самому больному, незащищённому. Если это правда, и мастер меча не взялся играть с белобрысым в точно такую же забаву, как с шаманкой, тогда для чего сегодня возле палатки разбушевался весь этот вздор?
Мизраэль фыркнул, скрестил руки на груди и отошёл поодаль от палатки, не желая ничего слышать или даже замечать. Норвагорн, прославленный мастер меча, слишком беспечен и самоуверен, он не считается с тем, что по воле случая может произойти. А вот Мизраэль уже наблюдал подобную картину, и не раз. И даже если Удильщик Сэнмаон твердит, будто ему наплевать на вероятного потомка, будто ему совершенно безразличен такой расклад, будто его не волнует, что способно прижиться и прорасти между двумя, то это только сейчас. А потом, спустя короткое (или долгое) время он передумает. Через луну ли, через год, или через века, но ему вдруг станет безумно интересно, что же там такое сотворили силы природные, к его качествам примешав чужие черты. Светлый господин, белый волк, лично видел подобное… и оно не довело до добра. Впереди лежали лишь крах, разорение… Расплата.
Внезапно на будущего второго аркана Мирн Хатра нахлынули жуткие воспоминания, он метнулся к другой палатке, разбитой на отшибе, где торговали спиртным в разлив. Как объятья незнакомцев и продажных женщин не позволяют забыться, так вино и спирт не дают поистине испить чашу спокойствия, умиротворения. Им не вытравить скверного прошлого, сколько жижей не травись.
Мизраэль внимательно осмотрел предложенную выпивку, однако приобретать её не решился, лишь уныло побрёл к следующему лотку, где продавали всяческую снедь дикарей. Что, если купить что-то из этого? Чем не званый ужин для важных гостей? Волк так и не отплатил взаимностью Норвагорну, ведь никак не мог обставить трапезу в должном порядке, который приличествовал бы и обычаям лунгов, и их высоте. Но этот черноволосый смутьян оказался свободных нравов, вероятно, ему больше бы по вкусу пришлись блюда из местных забегаловок?
На удивлённого древнего мёртвыми, окостенелыми зенками поглядывали потрошёные и уже прокопчённые рыбины, ящерицы, лягушки, мелкие зверьки, похожие на кроликов. Они вытягивались в длинные вереницы и гирлянды, развешанные на верёвках над прилавками стряпчих, прямо под нещадным, палящим Кифским солнцем. И кому на ум пришло продавать еду сродным образом? Работающий за прилавком эльф был занят обыденными делами и перекладывал сушёные овощи и травы в миску, не замечая пришельца. Стоило ему только поднять голову и сойтись взглядом с Мизраэлем, как дикарь тут же опустил взор. Светлый господин ничего об этом не знал, но смотреть строго в глаза собеседника среди фагнорцев было не принято. Особенно не вежливым считалось так откровенно пялиться на первого встречного.
— Варанум на гурут? – проговорил торговец, чем и отпугнул открывшего рот Мизраэля, ведь белобрысый не понимал наречия местных.
Идея поживиться на рынке экзотическим блюдом вмиг покинула Мизраэля. Они с Норвагорном хоть и лунги, но незачем давиться чем-то таким, чем с лёгкостью бы отравился любой другой ниед.
Мизраэль убрался с дороги, от греха подальше, и подошёл к тоненьким заборчикам, ограждающим навесные пути от зарослей обширного, пышного кустарника, благоденствующего даже в воде. Но и здесь древний не спрятался от наблюдателей – на него крупными, чёрными зеницами зыркала целая стайка хорошеньких, маленьких обезьянок с пушистыми хвостиками и шерстистыми туловищами, увенчанными круглой головой с мохнатыми ушками и лысой мордочкой. Раньше заливисто свистящие зверьки могли вызвать волну умиления в лунге, но сейчас Мизраэлю показалось, что наглые твари его освистывают.
И сколько ему придётся покорно ждать Норвагорна, пока тот развлекается с грязной эльфийской ведьмой? Придаётся плотским утехам?
Белый волк снял кольцо с указательного перста – единственное украшение, которое было на нём тогда – и принялся вертеть витиеватое изделие в руке, не отдавая себе отчёта в происходящем. Норвагорн любил разномастные подвески и амулеты, и в редкий день можно было увидеть его грудь без каких-либо талисманов, шнурков или цепей. Но тут одна из обезьянок взвизгнула, взбудоражив всю стайку, вдалеке загалдели птицы, и из взмокших пальцев Мизраэля выскользнуло кольцо. Оно попрыгало по деревянным балкам, каждый раз при взлёте отлавливая золотой солнечный блик на своих изгибах, прокатилось чуток вперёд, и как только хозяин совершил первый шаг по направлению к беглецу, кольцо тут же провалилось в щель, в канал фагнора.