– Да, конечно. Ты говоришь так странно… Хаис. Это Книга, которую ты прочел, да?
– А Вы помните свою первую Книгу? Вот, Вы садитесь в Библиотечное кресло, закрываете глаза, и… И дальше?
– Дальше? Дальше я учился. Профессора читали мне лекции по медицине. Практические занятия. Хирургия. Я ассистировал. Потом впервые взял в руки скальпель – мне было страшно. Я… Мне даже не приходило в голову, что это не по-настоящему. То есть, это и было по-настоящему. В моей Книге.
– Потому что Вы читали Книгу-проводник, доктор Петер. Книга-проводник умеет хранить мысли, чувства, ощущения, когда-то пережитые человеком. А наша Библиотека умеет хранить такие Книги – и позволяет нам их читать. Только… с ней что-то случилось, и она стала опасной. Потому что раньше можно было читать сколько угодно Книг. Можно было просто не вылезать из Библиотечного кресла… Правда, тогда иногда случалось раздвоение сознание – при передозировке и слишком ярких образах. И… в тех случаях, когда сам переводчик был психически неустойчив… Про это говорили противники тотального перевода старых книг-знаков на книги-проводники… А еще они говорили, что человек должен сам находить дорогу, а не идти, зажмурив глаза, за своим проводником. Может, ошибаться, заходить в тупики, плутать, пропускать знаки или неправильно понимать их. Но – сам. Находить свою дорогу.
Хаис замолчал. Выдохся. Некоторое время смотрел на задумчивого доктора Петера, встревоженно морщившего лоб. Потом добавил, неуверенно, запинаясь – потому что теперь говорила не его Книга, а он сам:
– Я подумал… Я подумал, если можно было перевести те, первые книги-знаки в книги-проводники, то ведь можно сделать и наоборот? Тогда, мы могли бы… Мы могли бы сами сделать свою Библиотеку, да?
Доктор Петер сжал его плечи. Крепко, больно. Заглянул в лицо.
– Послушай меня, мальчик. Ты говорил… так складно… Я думаю, что это твоя Книга. Книги не врут. Я верю тебе. Почти. Только послушай… Не говори этого всего больше никому. Я боюсь, что тебя побьют камнями за ересь. Пообещай, что ты не расскажешь никому…
Когда Хаис спросил отца, где можно найти самую лучшую глину, отец даже не попытался скрыть улыбку. Но ничего выпытывать у Хаиса относительно прочитанной Книги не стал. И Хаису не пришлось ни оправдываться, ни врать. По крайней мере, пока.
Сумасшедший Лин опять сидел возле ручья.
– Мы выполнили задачу. Выполнили, – снова сообщил он Хаису надтреснутым голосом.
Хаис отложил лоток с глиной, присел на корточки.
– Кирилл Нордик, – позвал он.
Лин вскинул голову. Ярко-синие глаза обожгли Хаиса – ожиданием и надеждой.
– Я! – тощая спина распрямилась, застыла в деревянной неподвижности; плечи развернулись.
– Какую задачу, Кирилл Нордик? – мягко спросил Хаис.
– Дети спасены. Аварийная посадка была необходима. «Лисица» разрушена. Сохранился библиотечный блок. Экипаж погиб. Я Кирилл Нордик. Я штурман. Я последний. В библиотеке опасно. Излучение. Я обьяснил детям правила. Опасно, но я пришел дописать судовой журнал. Я должен. Я штурман. Последний из экипажа. Я надеюсь, журнал «Лисицы» прочитает… кто-нибудь когда-нибудь…
– Кирилл Нордик.
– Я!
– Его прочитали. Журнал прочитали. И Вы… Вы все сделали правильно. Вам… станет спокойнее теперь. Да?
Лин моргнул. Тронул спутанную прядь волос, упавшую на лицо.
– Я сегодня не причесывался еще, да? – тихо и неуверенно спросил он.
«Много лет, Лин», – хотел сказать Хаис, но промолчал.
– Ты ведь мальчик Адама, верно? Мы с тобой говорили о Первой Книге, кажется. Ты уже выбрал ее? Свою Первую Книгу, да?
– Я уже прочел ее, Лин. Хочешь, я расскажу тебе?
– Ты что-то путаешь, мальчик. Книги не рассказывают. Их читают.
– Ну, я попробую. Может, у меня получится…
Доктор Петер бежал, боясь опоздать. Спотыкался, подскальзывался, проклинал неуклюжие старые ноги и сбивающееся дыхание. Центральная площадь поселка была забита людьми. На помосте, где выступал обычно староста или плясали танцоры во время праздников, стоял Хаис. Бледный, взволнованный.