Устами Лютера господствующие классы призналв Томаса Мюнцера самым опасным и грозным врагом. Это означало, что отныне Мюнцер об’явлен вне закона и нечего ему ждать пощады. Лютер преувеличивал свою роль в подавлении крестьянского восстания, хвастливо утверждая, что он «в восстании убил всех крестьян, ибо велел их умерщвлять. Вся кровь их на мне». На самом деле Лютер только покорно выполнял волю своих титулованных хозяев и в нужный момент возвестил последователям своего религиозного учения, что творимые князьями гнусности есть прямой путь к достижению царства небесного.
Князья Средней Германии взялись за оружие много раньше, чем раздался воинственный клич Лютера. После недолгой растерянности перед лицом крестьянского восстания, быстро разросшегося до грозных размеров, первым начал действовать двадцатилетний гессенский ландграф Филипп. Около 25 апреля он собрал в Альсфельде своих вассалов и отряды из принадлежащих ему городов. С этим войском, насчитывавшим не более двух-трех тысяч человек, он быстро усмирил повстанцев в своих владениях. 3 мая Филипп появился в Фульдском аббатстве, где под Фрауенбергом расположился десятитысячный крестьянский отряд. Повстанцы заперлись в городе и мужественно защищались. Но артиллерия ландграфа причинила столь тяжкий урон городу, что горожане предали своих союзников и сами отворили ворота гессенцам. Большая часть крестьянского войска разбежалась, а главари: Ганс Дальгонт — часовых дел мастер, Генье Вильке, Иоганн Кугель с полутора тысячами крестьян укрылись во рву замка. Их взяли измором после трехдневной блокады. Предводителей отряда ландграф приказал обезглавить. Их головы, воткнутые на колья, были выставлены у ворот замка для устрашения мятежного населения.
Предприимчивый ландграф воспользовался своей первой крупной победой, чтобы устроить свои личные дела. Он наложил на Фульдское аббатство значительную контрибуцию и превратил его в свой лен, тогда как до этого гессенские ландграфы сами являлись ленниками аббатства. Окрыленный удачей, Филипп двинул свое войско дальше, на Шмалькальден, Эйзенах и Лангезальц. В пути его настигла тревожная весть — Мюнцер, во главе большого крестьянского отряда приблизился к границе Мансфельдского горного округа. Грозило восстание рудокопов и присоединение их к крестьянским отрядам.
Тогда Филипп, не теряя ни часа, быстрым маршем двинулся к Франкенгаузену. Он спешил, забыв всякую осторожность. Прошел между мятежными Мюльгаузеном и Эрфуртом, рискуя подвергнуться нападению с флангов, и потом, с еще большим риском, оставил их у себя в тылу. Он учел обычную тактику крестьян драться только в своей области и их неспособность к об’единенным действиям. Этот характер крестьянской тактики, не раз спасавший княжеские войска, спас и Филиппа. Его смелый маневр вполне удался, и он беспрепятственно достиг Франкенгаузена.
Мюнцер до конца апреля не покидал Мюльгаузена. Партия Пфейфера непрочь была принять участие в погромах окрестных монастырей и рыцарских замков и отомстить надменным дворянам и прелатам. Мюнцер пытался всячески удерживать ее от этого— не время было размениваться по мелочам. Но Пфейфер вышел из повиновения и во главе мюльгаузенского ополчения двинулся в поход по Эйхсфельду, разорил ряд церквей, монастырей, замков и вернулся с богатой добычей. Мюльгаузенским горожанам понравилось это, и Пфейфер продолжал делать набеги на окрестности. Мюнцер, в свою очередь, выступил со своим отрядом в Лангезальц, где его встретили сочувственно. Оттуда он прошел в Тунгеу, Гейлигенштадт, Дудерштадт. Но его экспедиция носила агитационный характер, тогда как Пфейфер занимался погромами с дележкой добычи, что гораздо больше привлекало большинство горожан.
В Мюльгаузен доходили тревожные вести о походе гессенского ландграфа и о военных приготовлениях саксонских князей. В то же время под Франкенгаузеном образовался большой крестьянский лагерь. Мюнцер решил двинуться к Франкенгаузену, рассчитывая, что ему удастся ускорить присоединение мансфельдских горняков к восставшим крестьянам. Но тут Пфейфер отказался последовать за Мюнцером, а за Пфейфером стояло большинство горожан. Напрасно Мюнцер ссылался на полученное свыше откровение, что с восходом солнца мюльгаузенцы должны последовать за ним. Бюргерская партия Пфейфера выше всего ставила свои узкие, местные интересы. Кроме того слухи о расправах ландграфа над Фульдой и Эйзенахом внушали ей страх. Так же безуспешно пытался Мюнцер убедить эрфуртцев присоединиться к нему. Он писал в Эрфурт: «Сам бог повелевает вам собраться и вооруженной силой восстать против безбожных тиранов. В писании сказано, что сила дана будет простому народу. Все тексты писания показывают, что всякая тварь должна быть свободна, когда будет водворено слово божие. Если вы желаете стать за истину, присоединяйтесь к нам. Вам воздастся сторицею за помощь, которую вы окажете теперь бедному христианству».
Мюнцер, очевидно, был плохо осведомлен о положении дел в Эрфурте. Там победили самые умеренные элементы, относившиеся с недоверием к восставшим крестьянам. Обращения к другим городам также не дали никаких результатов.
В сопровождении всего трехсот ближайших верных сторонников Мюнцер выступил из Мюльгаузена и двинулся на север.
В Мансфельде дело обстояло так. Один из братьев правителей, граф Эрнст, живший в Гельдрунгене, открыто враждовал со своими крестьянами. Граф Альбрехт фон Мансфельд придерживался другой тактики. Хроника говорит о нем: «Крестьяне восстали также и в графстве Мансфельдском. Граф Альбрехт Мансфельдский очень затруднял их движение, ибо он приложил все старания и надавал рабочим разных обещаний, чтобы удержать их в графстве и не дать им уйти в лагерь к восставшим крестьянам». Пообещал он и крестьянам обсудить вместе с ил уполномоченными выдвигаемые ими требования, а сам тем временем вооружился. Вскоре его войска заняли все дороги, которые вели к горным районам, что и прервало их связь с крестьянами.
До прибытия Мюнцера во франкенгаузенский лагерь хитрый Альбрехт уже дважды оттягивал начало переговоров с крестьянами. Не решаясь вступить в борьбу с расположившимся под Франкенгаузеном восьмитысячным крестьянским отрядом, мансфельдские графы ждали прибытия войск ландграфа и герцога, чтобы с их помощью наверняка разгромить повстанцев.
Мюнцер разгадал вражеские замыслы. Он знал, что его хотя и многочисленным, но непривычным к войне тюрингенцам трудно тягаться с соединенными «илами князей. Поэтому надо было во что бы то ни стало ускорить столкновение с мансфельдцами и разбить их до прихода ландграфа. Мюнцер без устали агитировал. Он раз’яснял крестьянам, что граф Альбрехт бессовестно обманывает их пустыми обещаниями, а сам тайком готовит нападение. Пора потребовать к ответу врагов народа. Промедление — смерти подобно, бесполезно ждать господских милостей, надо самим принудить их к исполнению народных требований.
Видя нерешительность большинства крестьян, Мюнцер стремился разжечь гнев князей и заставлял их обнажить оружие. Пусть крестьяне сами убедятся в действительной цене их мнимого миролюбия. С этой целью он посылает графам Альбрехту и Эрнсту беспримерно дерзкие и вызывающие послания. Он писал Альбрехту: «Страх и трепет да охватят всякого, кто делает зло; мне жаль, что ты так сильно злоупотребляешь посланием Павла. Ты хочешь оправдать этим злодейство властей, подобно тому как папа превратил Петра и Павла в палачей. Разве ты думаешь, что бог не может поднять свой неразумный народ, дабы свергнуть во гневе тирана? Не о тебе ли и тебе подобных мать Иисуса Христа говорила, пророчествуя от духа святого: «Он свергнул могучих с престола и возвысил низких, презираемых тобой». Разве твоя лютеранская и виттенбергская размазня не научила тебя, о чем пророчествует Езекииль в 37 главе? Не раскусил ты разве, водя компанию с Мартином, что тот же самый пророк говорит в 39 главе, что бог требует от всех птиц поднебесных, чтобы они клевали мясо князей, и от всех неразумных зверей, чтобы они пил# кровь богачей, как сказано в Апокалипсисе (18 и 19). Неужели ты думаешь, что вы, тираны, ближе к богу, чем его народ? Ты хочешь, прикрываясь именем Христа, быть язычником и прятаться за Павла. Но знай, что тебя поймут, и сообразуйся с этим. Если ты хочешь признать, что бог дал власть народу, если ты явишься перед нами и изменишь свои убеждения, то мы охотно примем тебя и будем считать тебя наравне со всеми прочими братьями. Если же нет — там мы не посмотрим на твою глупую, кривую рожу и будем бороться против тебя, как против злейшего врага христианской веры. Прими это к сведению и руководству. Томас Мюнцер с мечом Гедеона. Писано в Франкенгаузене, в пятницу 12 мая 1525 года».