Выбрать главу

В тот же день было послано письмо к графу Эрнсту, в котором Мюнцер угрожает правителю низложением и казнью.

«Несчастный… ты должен покаяться… Ты, ручаюсь тебе, можешь безопасно явиться к нам, чтобы высказать свое убеждение. Это обещано тебе на собрании всей общины; ты должен извиниться в своем явном злодействе и указать, кто довел тебя до того, что ты, в ущерб всем христианам, прикрываясь христианским именем, хочешь быть таким язычником-злодеем. Если ты не явишься и не исполнишь возложенного на тебя, то я буду кричать на весь мир, что все братья могут со спокойным сердцем итти на борьбу. Тогда тебя станут преследовать и уничтожат. Если ты не смиришься перед малыми сими, то я скажу тебе: вечный живой бог повелел свергнуть тебя с престола, данного нам властью, ибо ты не приносишь пользы христианству. Ты — вредное орудие против друзей божиих. О тебе и тебе подобных бог сказал, что гнездо твое должно быть вырвано и уничтожено. Мы требуем ответа еще сегодня. Если ты его не дашь, мы нападем на тебя во имя бога бра ни. Мы немедленно сделаем то, что повелел нам бог, делай же и ты все, что можешь. Я кончаю».

Мансфельдские графы продолжали ждать помощи и избегали столкновений. Мюнцеру также не удалось двинуть свое войско на Гельдрунген. Благоприятный момент был упущен. Через два дня нападать было уже поздно, речь могла итти только о самозащите.

Четырнадцатого мая к Франкенгаузену подошли войска ландграфа Филиппа и герцога Генриха Брауншвейгского, а пятнадцатого герцог Георг Саксонский привел новые подкрепления.

Среди многочисленных битв восставших крестьян с княжескими войсками сражение при Франкенгаузене не было ни самым грандиозным по количеству участвовавших в нем сил противника, ни самым упорным, ни самым существенным в отношении непосредственного овладения каким-либо центром движения. И все же именно на франкенгаузенском поле решилась судьба Великой крестьянской войны.

Победа повстанцев при Франкенгаузене могла вовлечь в революционное движение наиболее грозные и организованные массы горнорабочих. Саксонские рудокопы могли бы сцементировать разрозненные, зараженные сильными местническими тенденциями отряды тюрингенских крестьян. Восстание в Мансфельде послужило бы сигналом к вступлению в революцию севера и северо-востока Германии, но рудокопы еще не осознали своей кровной связи с восставшими крестьянами. Поражение франкенгаузенского отряда означало крушение этих надежд.

Князья хорошо понимали важность возглавляемого Мюнцером франкенгаузенского лагеря. Недаром они устремились в первую очередь к этому маленькому местечку, отложив расправу с, казалось бы, гораздо более мощными очагами движения в больших городах Саксонии.

Шестнадцатого мая восьмитысячное об’единенное княжеское войско охватило полукругом становище крестьян. На флангах расположилась кавалерия, в центре — пехота. Впереди по фронту выдвинулись пушки, ядра которых должны были пробить бреши в насыпях и рядах повозок, окружавших крестьянский лагерь, а рукопашная схватка завершила бы разгром плохо вооруженных крестьян.

Основную массу нападающих составляли ландскнехты — завоевавшая всемирную известность немецкая пехота, за сорок лет до этого созданная императором Максимилианом. Для ландскнехтов война была ремеслом, и единственным стимулом, двигавшим их на военные подвиги, были деньги. Только щедрая оплата могла заставить их служить императору или немецким князьям. С таким же успехом они могли драться и против империи и против немецких территориальных владык, лишь бы нашелся богатый хозяин. Настоящие «Иваны не помнящие родства» — ландскнехты в эпоху крестьянской войны прославились истреблением крестьянских повстанцев, хотя само ландскнехтское войско вербовалось в первую очередь в немецких деревнях.

Отряды ландскнехтов были грозной военной силой. Каждый такой отряд обычно состоял из четырехсот солдат, из которых двадцать пять имели ружья, сто были вооружены алебардами, а остальные— тяжелыми восемнадцатифунтовыми копьями. Сомкнутым строем, вооруженная алебардами и копьями масса рослых и сильных людей устремлялась на врага. Сначала, поддерживаемая огнем артиллерии и ружей, она двигалась медленно, а потом, по сигналу к рукопашней, бросалась вперед с оглушительными боевыми криками, и, как спадающая с гор лавина, сметала все на своем пути. Что же противостояло этой организованной и страшной силе артиллерии ландскнехтов и рыцарской коннице, выведенной в поле князьями под водительством смелого и расчетливого воина, гессенского ландграфа Филиппа?

Восемь тысяч неопытных в военном деле, недисциплинированных и плохо вооруженных крестьян расположились на горе, носящей название «горы битв». Преимущество занятой ими на возвышенности позиции было очень невелико. Во всяком случае, оно не возмещало опытности и вооружения войск ландскнехтов. Всего только восемь пушек было доставлено во франкенгаузенский лагерь заботами Мюнцера, уже прекрасно понявшего, какое значение приобрела артиллерия. Ряды крестьянских повозок, окружающие лагерь, были плохой крепостной защитой. Они имели некоторый смысл как препятствие для кавалерийской атаки, но при нападении пехоты не могли, конечно, сыграть существенной роли.

От Франкенгаузена крестьянский лагерь отделяла река, вдалеке виднелся лес — возможный опорный пункт при отступлении.

Соотношение сил было таково, что исход битвы был ясен до ее начала. И все же князья предпочли открытому, честному бою тактику обмана и вероломства.

Наступило утро 16 мая. Грозно, в молчании, стояли княжеские войска. Лагерь крестьян ощетинился пушками, вынесенными к краю рва, копьями, вилами и немногими ружьями за барьером повозок. Ветер развевал принесенное отрядом Мюнцера из Мюльгаузена белое знамя, на котором была изображена радуга. От княжеского войска отделилось несколько конных. Впереди ехал трубач, размахивая белым полотнищем в знак мирных намерений. Это было посольство, отправленное ландграфом для переговоров. Князья предлагали крестьянам, выдать зачинщиков и сдаться, за что обещали помилование. Предложения Князей укрепляли беспочвенные надежды на мирный исход в умах колеблющихся, усыпляли бдительность более сознательных, и позволяли князьям лучше подготовить свое войско к бою. Мюнцер употреблял все свое влияние, всю силу своего красноречия на то, чтобы разоблачить коварные замыслы князей, вселить праведный гнев и бесстрашие в сердца крестьян и вдохновить их на борьбу. Но в его войске было слишком много боязливых людей, готовых удовлетвориться самыми скромными господскими уступками.

Посланцам ландграфа крестьяне дали уклончивый ответ: «Мы признаем Иисуса Христа, и пришли сюда не затем, чтобы проливать кровь, но затем, чтобы искать правды божией. Если князья согласны с нами в этом, то мы не намерены враждовать с ними». Этого только и удалось добиться Мюнцеру вместо гордого отказа от всяких компромиссов. Но и такой ответ показался крестьянам слишком решительным. Им хотелось использовать все возможности, лишь бы уклониться от решительного столкновения. Едва успело от'ехать княжеское посольство, как крестьяне посылают в стан князей трех дворян: графа Вольфганга фон Штольберга, Каспара фон Рюкслебена и Ганса фон Вертерна с полномочиями на продолжение переговоров. Через них ландграф передал, что дает крестьянам три часа на размышление, но настаивает на безусловном выполнении своих требований: безоговорочной сдачи на милость победителей с надеждой на пощаду только при условии выдачи Мюнцера и других главарей. Посланцы отправились к ландграфу вторично, причем Штольберг и Рюкслебен обратно не возвратились. Их не оставили там заложниками, нет, — они сами принесли повинную и выдали князьям все, что им было известно о положении крестьянского войска. Смущение и взаимное недоверие царили в крестьянском лагере. Напрасно Мюнцер пытался внести успокоение в смущенные души и дисциплину в расстроенные ряды. Случилось худшее из того, что могло произойти, — у него больше не было войска, готового к бою.