Этот страх овладел Томасом, и когда через деревья уже виднелись очертания дома, он взял Эвелину за руки, посмотрел прямо в ее яркие голубые глаза и сказал:
— Давай встретимся завтра! На том же месте.
— Хорошо, — Эвелина как будто немного смутилась.
— Ты точно прийдешь сюда? — Томас немного крепче сжал ее руки и в какой-то момент понял, что делает это, чтобы полностью убедиться, что это все наяву. Теперь он боялся отпускать ее.
— Конечно, — Томасу показалось, что он различил румянец на ее щеках — то ли от холода, то ли от чего-то другого.
— Ну, тогда, договорились. Как только ты будешь там, я тебя увижу и тут же побегу в лес. — Наконец, он нехотя разжал пальцы, сделал несколько неуверенных шагов, не сводя с нее взгляда, но потом все же развернулся и зашагал к дому.
— Эй, Томас! — услышал он, когда уже был на полпути к мосту, и посмотрел назад. — В следующий раз я возьму для тебя яблоко.
Он радостно улыбнулся, и Эвелина ответила ему своей улыбкой. Затем она развернулась и пошла по тропинке в лес, а он чуть ли не вприпрыжку побежал в сторону дома. Оказавшись, на мосту, Томас снова обернулся на деревья, но ее там уже не было.
Глава 3 "Тыквенное печенье"
Он осторожно перебрался через забор в том же самом месте. Пугало будто бы ждало мальчика, и на его тыквенном лице светилась злобная ехидная ухмылка, как бы говорящая: «Я видел, что ты сделал». Томас попытался выкинуть этот образ из головы, но не смог. Все знакомое в этом дворе выглядело как прежде, но в то же время будто бы отвергало его, обвиняло в предательстве.
Он обошел тыквенную грядку, наклонился и прошел на корточках под родительским окном, начал взбираться по бамблибовой лозе наверх, не в силах отделаться от страха, что сейчас в окне зажжется свет, и он услышит голос матери, кричащий: «Томас, что ты там делаешь?!» — или увидит, как она со свечей выйдет из-за угла со своим полным ужаса и разочарования взглядом.
Но ничего такого не случилось, и он благополучно открыл свое окно и забрался в комнату, лег на полу и несколько минут лежал, уставившись в потолок. Неужели все получится? Неужели ему удастся остаться безнаказанным. Тут Томас вспомнил о порванной штанине и изодранной коленке. Он глянул на ботинки — они были все в земле и траве, на полу виднелось несколько следов грязи. Эх! Как же он мог быть таким растяпой!
Томас глянул на часы — до пробуждения родителей было еще два часа. Если подумать, времени более чем достаточно. Он приподнялся и вдруг ощутил острейшее желание упасть в кровать и сразу же уснуть. Только сейчас Томас, понял, как же устал. Он протер веки и заставил себя вспомнить о том, сколько дней проведет за запертой дверью, если выдаст себя хоть какой-нибудь мелочью. Страх сделал свое дело, и сонливость разом улетучилась.
Томас снял всю одежду. Порванные штаны зашвырнул под кровать, решив потом спрятать их где-то, где мать точно не найдет. Достал из шкафа чистые вещи и надел их. На цыпочках сбегал в уборную за тряпкой. Вернулся в комнату и тщательнейшим образом вытер все следы. Потом снова пошел в уборную и постирал тряпки, вымыл руки и ноги.
Наконец, он оказался в кровати и с чувством неимоверного облегчения закрыл глаза. Почти сразу же он провалился в сон без сновидений.
* * *
Его разбудил звон посуды на кухне. В нос ударил приятный запах тыквенных блинов. Томас открыл глаза. Он не сразу вспомнил события прошедшей ночи. Первые пару мгновений Томас даже чуть не поверил, что это все ему и вправду привиделось. Но рана на колене говорила об обратном.
Все наяву. Он действительно вчера повстречал друга. Настоящего друга. И сегодня Томас был твердо намерен встретиться с Эвелиной вновь.
— Ричард! Томас! Идите завтракать! — услышал он голос матери, сопровождаемый звяканьем ставящихся на стол тарелок.
Томас сел на кровати. В горле у него образовался комок. Сейчас нужно будет пойти на кухню и как ни в чем не бывало позавтракать с семьей. Удастся ли ему скрыть свое беспокойство? Томас сделал глубокий вдох. Просто представь, что ничего этого не было и веди себя как обычно!
С этой мыслью он спустился вниз и вошел на кухню. Папа уже сидел за столом, на его носу впервые за многие месяцы красовались очки, в одной руке была книга про шестеренчатые механизмы, которую мама купила ему больше года назад.
— Доброе утро! — сказала мать Томасу, как-то, вроде бы, даже веселее, чем обычно.
— Доброе. — Собственный голос показался ему хриплым и неестественным, но родителей по-видимому это не смутило.
— Как спалось? — поинтересовался отец.