* * *
Как-то мама позвала за завтраком мама спросила:
— Что-то последнее время ты по утрам как-то вялый. Что так? Не спится?
Томас резко оторвал глаза от куска тыквенного пирога, который ковырял уже несколько минут.
— Э-э… Да так, ничего, просто читаю одну очень интересную книгу.
— Читал бы ты ее лучше при свете дня, а ночью спал, как положено. А то я решу, что в следующий раз мне книг из Гарлейна лучше не привозить, — это должно было прозвучать как шутка, но Томас не улыбнулся.
Сам собой повис вопрос о Вильфе, как это частенько случалось. Томас больше не решался об этом заговорить, ведь все равно не надеялся повлиять на их решение. Хотя порой ему хотелось верить, что она все-таки передумает.
— Скажи, а почему мы не могли бы питаться едой, которую находим в лесу? — вдруг спросил он. — Разве там не растут какие-нибудь персики, яблоки?
Маму вопрос, похоже несколько озадачил.
— Томас, в этом лесу ничего съедобного не растет. Думаешь, будь все так легко, я бы тратила время на эти поездки?
— Неужели там совсем ничего нет? — Складывалось впечатление, что его родители и Эвелина говорят про два совершенно разных леса.
— Ну может есть пару хиленьких яблонь, но эти плоды настолько мелкие и кислые, что даже Никки, должно быть, не стала бы их есть. А с чего вдруг вообще ты решил это спросить?
— Да ничего. Не важно, — Томас быстро доел свой пирог и покинул кухню.
К сожалению, его надежды, что Вильф останется с ними, оказались напрасными. Спустя три дня после подслушанного разговора Томас все-так увидел, как мама едет в деревню. Было это уже поздней ночью — видимо, ей хотелось остаться незамеченной. Он тогда уже как раз был в лесу вместе с Эвелиной, и позже той же ночью подумал, что ему очень сильно повезло: если бы мать вышла из дома на полчаса раньше, то застала бы сына на крыше дома, а еще каких-то десять минут назад она бы и вовсе могла увидеть, как Томас перескакивает забор и в вприпрыжку несется к лесу. Они еще недалеко отошли от дома и Томас совершенно случайно заметил катящуюся по мосту телегу.
— Это… твои родители? — спросила Эвелина, когда тоже увидела повозку.
— Мама, — ответил он. — Нам лучше как-нибудь спрятаться.
Они пробежали дальше вдоль тропинки и присели за зарослями густого кустарника. Меньше чем через минуту Томас, выглядывая из-за кустов, увидел старую медлительную Никки, тянущую за собой телегу, в которой сидела его мать. Она была все в том же балахоне, но откинула капюшон, видимо, для лучшей видимости. Волосы, как обычно, завязаны в пучок. В левой руке мама держала фонарь со свечей внутри, а в правой была веревка, привязанная к лошади.
— Какая костлявая у вас лошадь, — прошептала Эвелина.
— Ш-ш-ш, — ответил он. — И отвернись-ка в другу сторону, а то мама может разглядеть свет от твоих глаз.
Она повиновалась. Томас присел, но все еще мог различить их освещенную фонарем телегу сквозь кусты. Он поглядел, что именно лежит внутри, искренне надеясь, что там все-таки не окажется Вильфа. Робота он действительно не нашел — в телеге было несколько совсем маленьких зеленых тыкв, которые она собрала с последнего урожая, а под ними было еще что-то укрытое тканью. Томас догадался, что мама взяла эти совсем неспелые тыквы только для прикрытия. А выключенный робот был тем, что она спрятала под накидкой.
Мать проехала всего в паре метров от них, но, видимо, ничего не заподозрила. Эвелина снова повернулась к тропинке, и какое-то время они смотрели его матери в спину.
— Ты же говорил, что она не любит ездить ночью и всегда отправляется в эту деревню днем.
— Да…
— И что же тогда это значит?
— Ничего хорошего, — с горечью в голосе сказал Томас.
* * *
На следующее утро он не почувствовал привычного приятного запаха с кухни. Проснулся Томас чуть позже обычного. Он ощутил пустоту в желудке, но тут же с досадой вспомнил, что дома вместе с ним остался только папа, а он вряд ли способен на большее, чем поджарить яйца. И то они, скорее всего, у него подгорят.
Томас с печалью подумал, что сегодня угостить Эвелину ему будет не чем. У них уже стало традицией обмениваться вкусностями в начале каждой встречи. Томас приносил ей кусок маминого пирога или тыквенную булочку с корицей, а она — сливы, груши и другие фрукты из своих запасов. Каждую новую встречу он ждал с нетерпением еще и потому, что гадал, что подруга принесет ему в этот раз.
Но все мысли о еде — как и аппетит в принципе — тут же улетучились, когда он вновь вспомнил, что, вероятно, уже никогда не увидит своего Вильфа. Только сейчас Томас понял, что будет по нему скучать.
Он поднялся с кровати и спустился на кухню. На стол никто еще не накрывал, плита стояла нетронутая. Томас нагрел немного воды и заварил себе тыквенного чая из заготовленной мамой заварки. Из подвала время от времени доносился шум инструментов. Как и обычно, папа встал с первыми лучами, но сразу же закрылся в своей мастерской. На кухню он явился только минут через пятнадцать и был удивлен обнаружить там Томаса.