Его голос становился все громче, пальцы на плече Томаса сильнее сжимались.
— Такого не должно повториться, Томас. И чтобы ты наверняка усвоил это, мне придется серьезно тебя наказать.
Тут совершенно неожиданно он поднял руку с плеча и схватил мальчика за ухо. Томас взвизгнул от боли. Отец потащил его к лестнице и повел на второй этаж.
— Тебе нужно хорошенько подумать над своим поведением. — бросил он пока вёл Томаса. Тот боролся с мучениями и мечтал только о том, чтобы его поскорее отпустили. Затем папа открыл дверь в его комнату, затолкнул его внутрь — при чем, так сильно, что мальчик упал на пол — после чего захлопнул дверь. Послышался щелчок замка и Томас услышал тяжелые удаляющиеся шаги.
Все еще держась за ухо, он продолжал смотреть на дверь. Потом встал, подошел к кровати и лег, уткнувшись лицом в подушку. Заплакал.
* * *
В комнате Томас провел весь вечер. Плакать ему вскоре надоело, и он просто лежал в постели, листая книжки, но не различая ни букв, ни картинок.
Интересно, что делает Эвелина? Все еще волнуется за него? Может быть, ее родители уже вернулись, и она обеспокоено рассказала им о том, что ее друг в опасности. Хотя вряд ли. Она бы уже могла подойти к его дому и убедиться, что там горит свет, а значит — с ним все в порядке.
Наконец, ему наскучило листать книжки. Томас выключил свет, разделся и укрылся одеялом в кровати. На душе было очень тяжело и грустно. Казалось бы, еще вчера он думал, что ничего ему так не хотелось бы, как того чтобы отец вернулся домой. Теперь он здесь, с ним, но никакой радости это Томасу не принесло.
Вот так вот, лежа и перебирая в голове события последнего дня, Томас провел несколько часов. Он с наслаждением вспоминал радостные мгновения, когда поверил в свою геройскую победу над злобным лисом. И момент разочарования, когда отец разрушил все его фантазии. Разные мысли метались в голове у Томаса, пока он не начал постепенно засыпать, и они не слились в сплошной поток, уносящий его в мир грез, словно течение реки.
Утром он проснулся, чуя запах подгорелой яичницы с нижнего этажа. На лестнице послышались шаги, замок в двери щелкнул, и отец, приоткрыв дверь, заглянул внутрь комнаты. Он все еще выглядел сердитым, но явно успел остыть за прошедшую ночь.
— Иди поешь, — бросил отец и сразу же вышел.
Томас медленно встал с кровати, все еще сонный. Начал надевать сорочку, носки и штаны. Когда он явился на кухню, подгорелые яйца уже ждали его на тарелке. Папа сидел и жевал свой завтрак без выражения. Они обменялись короткими взглядами, и Томас сел за свой стул.
Весь завтрак прошел в полном молчании. Встав из-за стола, Томас бросил тихое «спасибо», помыл свою тарелку и уже собирался возвращаться наверх, но тут кое-что заставило их обоих подпрыгнуть на месте.
В дверь кто-то громко постучал. Они удивленно переглянулись, и Томас тут же метнулся в коридор. Трясущимися от волнения руками он открыл дверь. Вопреки ожиданиям, на пороге матери не оказалось. А был только Вильф, который выглядел заржавевшим и потрепанным больше, чем когда-либо. Одна из фар, служивших роботу глазом, была разбита.
— Вильф, что ты здесь делаешь? — быстро спросил Томас, когда отец уже подоспел.
— Алиса не с тобой? — с надеждой спросил отец, оглядев двор за спиной робота. Но было и так совершенно очевидно, что мама не вернулась.
— Нет, — произнес Вильф своим все тем же скрежещущим голосом. В ушах у Томаса этот звук отозвался каким-то трогательным ностальгическим чувством. Казалось, прошла целая вечность с последнего раза, когда он слышал робота. — Алиса попала в беду и отправила меня, чтобы обо всем сообщить.
— О нет! — выдохнул папа. — Что случилось?
— Лошадь Никки заболела и умерла, поэтому нам пришлось задержаться в Гарлейне. На следующий день поисковый отряд глейдов прибыл в город. Они увидели Алису на улице и проследили за ней до гостиницы, которую тут же окружили. Когда она поняла, что оказалась загнана в угол, то включила меня и сказала вернуться домой и все это вам передать. По дороге сюда я заблудился в лесу и несколько дней не мог отыскать дорогу до дома. Но потом все-таки нашел.
Томас слушал историю Вильфа с широко раскрытыми глазами.
— А кто такие глей...
— Томас, не вмешивайся! Ты и так уже наделал делов! Поднимайся к себе наверх и сиди там, пока не разрешу выйти.
— Но нам же нужно думать, как помочь маме!
— Если все действительно так, как он говорит, то ничем помочь ей мы не сможем, — слова дались отцу нелегко, но в них была слышна твердость.