Томас улегся в кровать с какой-то тяжестью на сердце. Он знал, что до весны свежих фруктов ему уже не отведать.
* * *
Поутру Томаса разбудил ароматный запах с кухни. Он сразу ощутил аппетит, но еще какое-то время пытался снова уснуть, не желая вылезать из-под тёплого одеяла. Во сне из-за леса он видел высокие башни какого-то замка. Тот переливался на солнце так, будто состоял из стекла. Томасу очень хотелось подобраться поближе к этому таинственному величественному сооружению, и он ужасно тосковал от того, что его насильно вырвали из этой грезы в реальный мир.
После нескольких попыток Томасу-таки удалось заставить себя подняться, и все еще в полусонном состоянии он затопал по деревянной лестнице вниз. На завтрак мама приготовила тыквенные оладья с медом. Томас поспел на кухню как-раз тогда, когда она поставила дымящееся блюдо на стол. От вида оладий у него рот сразу наполнился слюной.
Мама была довольно высокой и худой женщиной, со светлыми волосами, как правило, собранными в пучок на затылке. От нее мальчик перенял немало черт: он тоже был довольно щуплым, с карими глазами и маленьким острым носом. Только волосы на голове Томаса росли вьющимися и русыми — прямо такие, как были у отца, прежде чем тот начал покрываться сединой.
— Ты слышал, как ночью эта лошадь взбесилась? — поинтересовалась мать, когда он принялся есть свои оладья.
Томас потряс головой, опустив глаза на тарелку.
— Представляешь, разбудила нас с отцом и все никак не могла угомониться. Пришлось даже скормить ей последнее яблоко. — Томасу вдруг показалась, что мать оправдывается перед ним, хоть это было и не в ее духе. Да и то яблоко бы ему вряд ли досталось. Его бы скорее пустили на какой-то пирог. И все-таки… утрата последнего фрукта была первым вестником прихода зимы.
— Наверное, придется, искать новую лошадь, — продолжала она. — Эта кобыла уже так стара, что вскоре и вовсе не сможет таскать повозку.
— А что же мы будем делать с Никки? — спросил Томас.
— Думаю, лучше отдать ее кому-нибудь, чтоб присмотрел… Но…что-то мне кажется, она может и вовсе не дожить до следующей поездки в Гарлейн.
Томаса вдруг озарило. Что если удастся уговорить ее?
— Ты могла бы поехать туда раньше, пока еще не поздно, — предложил он.
Ее лицо приняло вдумчивый вид. Как он хотел, чтобы она согласилась!
— Может, и стоило бы так сделать, — наконец сказала мама, — да вот только тыквы мои совсем еще не спелые и продавать толком нечего.
— Попробуй продать пару папиных велосипедов. Выбери самые лучшие! Он бы даже обрадовался! — Томасу казалось, что она уже близка к тому, чтобы согласиться.
— Да, можно было бы, но ты и сам знаешь: в деревнях велосипедами мало кто пользуется, а те, что отремонтировал отец, хоть и работают хорошо, но выглядят не слишком привлекательно.
Это Томасу было известно. Отцу нравилось мастерить разные вещи. Он своими руками построил дом, стены которого состояли как из кирпича, так и из дерева. Жилище было стойким, но сильно клонилось в правую сторону. Забор, окружавший дом, также выглядел неуклюже. Где-то в нем были доски, где-то прутья, а порой и просто дрова.
В коридоре послышались тяжелые шаги и скрип шестеренок. В дверях появился робот Вильф. Он прошел через дверной проем на кухню и своими круглыми светящимися глазами-фарами посмотрел на маму, а после — на Томаса.
— Томас, я нашел мячик, — проскрипел робот. — Он был на грядке среди тыкв.
— Вильф, мне все равно. Играть в вышибалы вдвоем — это скукота.
Это, должно быть самое впечатляющее, что когда-либо удалось смастерить отцу. Собранный из отдельных велосипедный запчастей, он стал подарком Томасу на третий день рождения. Вильф был призван развлекать Томаса, стать для него другом, но, к сожалению, оказался очень далек от того, чтобы заменить мальчику настоящих друзей.
Сейчас играть с ним было уже попросту неинтересно. В подвижных играх робот был слишком медлителен и неуклюж. В шахматах Вильф иногда обдумывал ходы по десять минут. Какое-то время им нравилось играть в прятки, но робот очень быстро выучил все места, где можно было спрятаться, и дальше каждый раз просто проверял их все по порядку. Одно хорошо — он всегда мог помочь найти какую-нибудь потерянную вещицу.