За прошедшие семь лет тут произошла небольшая перестановка. Стоящих под стенкой велосипедов скопилось уже столько, что они заняли поливку пола. Смирившись с их бесполезностью, отец решил укрыть свои поделки тканью.
Вильф продолжал кряхтеть. Отец достал из ящика большой гаечный ключ и открыли четыре гайки и снял крышку с корпуса. Томас увидел десятки шестеренок, которые беспомощно пытались повернуться. Во многих местах механизм обледенел.
— Ухх… Похоже, он долго пролежал в снегу. Наверное, упал в сугроб и не мог подняться.
— С ним все будет хорошо? — спросил Томас, удивившись, как он вдруг заволновался о судьбе робота.
— Думаю, да. Повозиться придется, кончено, но в итоге все будет хорошо. — Он успокаивающе улыбнулся. — Ладно, дружище, поспи немного.
Отец нашел внутри какой-то рычажок и нажал на него. Фары Вильфа погасли, а шестеренки у него внутри замерли. От чего-то у Томаса побежали мурашки. Он вдруг заметил, что внутри механизма что-то светится.
— А что это там? — он ткнул пальцем.
— О чем это ты?
— Ну, что это там горит.
— Горит. Ох, ты об этом. Ты знаешь, сам ума не приложу. Собирал я его из самых обычных деталей — болтов гаек, шестеренок — всего, что удалось найти на свалке. Насколько мне помнится, никаких лампочек или чего-то такого там не было.
— Странно.
— Ну, знаешь, Томас, в механике оно всегда так: сперва у тебя есть лишь куча разных деталек, но когда начинаешь собираешь их вместе, рождается что-то совершенно новое.
* * *
— С Вильфом все хорошо? — спросила мама за ужином в тот же вечер, отпив немного тыквенного чая.
— Мне придется потратить время, чтобы почистить его, — сказал отец, — но, думаю, совсем скоро он встанет на ноги.
— Слушай, Ричард, я тут подумала… Может, нам стоило бы продать робота?
Пару секунд на кухне стояла гробовая тишина. Томас чуть не поперхнулся. Неужто она это всерьез? И даже не подумала поинтересоваться его мнением?
— Мама, мы не можем продать Вильфа! — выпалил Томас.
— Дорогая, это же робот Томаса... — начал отец.
— Я знаю. Но Ричард, пойми: у нас сейчас очень непростое время, и я не знаю, что еще делать. Никки совсем скоро отбросит копыта. Сегодня-завтра — не важно! Зимы лошадь не переживет, а у нас даже толком запасов нет! И вдобавок ко всему… — Тут она запнулась. Томас все гадал почему, но по их глазам быстро понял, что они хотят что-то утаить.
— Что «вдобавок»? — в отчаянии спросил он. — Что?! Скажите!
— Том, ты же знаешь… — начала было мать.
— Ничего я не знаю! Объясните! — Наверное, никогда он не было так возмущен. Как они могут, так просто брать и забирать его робота, к которому у него только-только вновь начал появляться интерес! И даже не желают ничего ему объяснить! — Хватит уже все от меня скрывать! Расскажите, почему я должен расстаться с единственным своим другом!
Вновь повисло молчание. Родители растерянно смотрели друг на друга. Неожиданно для себя самого Томас вскочил со стула. Сердце его переполнилось печалью и злобой. Почему они ведут себя так? Не могут же они всю жизнь держать его в неведении. Разве недостаточно только того, что он с самого своего детства ни разу не прошел и тридцати ярдов по прямой? В конце концов, он ведь давно уже не маленький мальчик!
— Томас… — осторожно произнесла мама. Одного этого слова хватило, чтобы он понял: они не расскажут ему правды. Ни сегодня, ни завтра — никогда. В гневе Томас сорвался с места, не заметив, как перевернул стул, и выбежал из комнаты.
Глава 2 "Замерзшее озеро"
И вновь он сидел на крыше, ловя языком снег на лету. Снежинки уже были почти совсем не сладкие — вскоре они и вовсе станут всего лишь замороженными каплями воды.
Томас жалел, что выбрался сюда, не надев свитер. Зубы уже начинали стучать — как бы ему не заболеть! Деревья с покрывшимися снегом ветвями выглядели еще красивее. Они словно бы надели лучшие из своих нарядов и собрались на некое грандиозное торжество. Это в зиме ему определенно нравилось. Что-что, а это ему до безумия нравилось!
Вдруг в зарослях он снова разглядел мерцающий голубой огонек. Нет, ему не могло все это мерещиться! Томас поднялся на ноги, не сводя глаз с того места. С новой силой в нем взыграло безумное любопытство, которое теперь подначивалось еще и обидой на родителей. Он резко поднялся, совсем забыв о том, где находится и сделал шаг. И тут вдруг нога Томаса скользнула по покрытой мокрым снегом черепице, он потерял равновесие и покатился вниз.
До Томаса дошло, что именно случилось, только когда он уже оказался на земле. Упав с крыши, мальчик мог сломать ногу, руку или даже шею, но, к счастью, толстый слой снега, покрывавший весь двор, спас его от этой участи.