(если б только вы знали, как громко в ночи в ее дверь томминокер стучит и стучит…)
Хватит!
(Гард и видеть не может проклятую дверь.)
Он провел языком по губам – кажется, они пересохли от лихорадки. Конечно, от лихорадки, от чего же еще?
«Уноси ноги, Гард! Луна уже стала кровавой!»
Страх проник в душу настолько глубоко, что если бы речь шла не о Бобби – последнем на свете друге Джима, – он бы, не раздумывая, бросился наутек. От дома, особенно от светящегося окна, так и веяло деревенской прелестью, все выглядело до крайности правильно… но доски и стекла, булыжники подъездной дорожки, сам воздух, плотно сгустившийся у лица, – все в один голос кричали: «Беги! Спасайся! Там, внутри – скверно, опасно, там поселилось зло!»
(томминокеры)
Плевать, ведь Бобби тоже внутри. Не для того Гард преодолел столько миль под проливным дождем, чтобы в последний миг развернуться и убежать. Вопреки всем страхам он оторвался от почтового ящика и медленно двинулся вперед по подъездной дорожке, морщась от боли, когда слишком острые камни впивались в беззащитную кожу ступней.
Тут парадная дверь отворилась, и сердце Джима подскочило к самому горлу. «Это один из них, это томминокер! Сейчас он набросится и сожрет меня!» Гарденер едва нашел в себе силы подавить крик.
Силуэт, возникший в дверях, выглядел чересчур худым, чтобы напоминать Бобби Андерсон – хотя и не пышечку, но плотно сложенную, мягкую везде, где нужно. При этом голос, пусть даже дрожащий и резкий, мог принадлежать лишь ей… правда, в нем слышался еще больший ужас, чем тот, что только что, стоя на подъездной дорожке, испытал сам Гарденер.
– Кто там? Кто пришел?
– Это я, Гард.
Воцарилось долгое молчание. Затем прозвучали шаги. И осторожное:
– Гард? Это правда ты?
– Ну да.
Он прошел остаток дорожки по жалящим острым камням и, ступив на лужайку, задал вопрос, ради которого проделал долгий путь, отложив даже самоубийство:
– Бобби, у тебя все хорошо?
Ее было не разглядеть: солнце уже закатилось, в саду лежала непроглядная тьма. Интересно, куда подевался Питер?
– Все замечательно, – ответила она как ни в чем не бывало, уже совершенно без дрожи в голосе. Можно подумать, для нее это в порядке вещей – выглядеть словно скелет и, окликая ночных гостей, срываться от страха на визг.
Тут она спустилась с крыльца, вышла из-под нависающей тени в сумерки сада, и Гарду впервые удалось ее рассмотреть. То, что он увидел, повергло поэта в изумление и ужас.
Бобби шагала ему навстречу с радостной улыбкой. Джинсы болтались на ней, как чужие, и блузка – тоже. Лицо изменилось до неузнаваемости: глаза глубоко запали в глазницы, лоб побледнел и даже как-то увеличился в размерах, кожа натянулась и болезненно блестела. Нечесаные волосы лежали на плечах, точно спутанные водоросли, выброшенные на берег. Рубашка была застегнута не на ту пуговицу. Молния на джинсах разошлась на три четверти. А этот запах пота и грязи… и еще, кажется, недавно она позабыла сходить в туалет, но не обратила на это внимания и не сменила белья.
Внезапно перед глазами Гарденера встало фото Карен Карпентер[46], сделанное незадолго до ее смерти, наступившей, как официально считается, в результате нервной анорексии. Там тоже была наполовину живая, наполовину мертвая женщина, чья улыбка сильно смахивала на оскал, а глаза светились лихорадочным блеском. Ох, как похоже…
Бобби сбросила фунтов двадцать, не больше, иначе уже не стояла бы на ногах, но потрясенному Гарду казалось, что все тридцать с лишним. Она явно достигла крайней степени истощения. Огромные и блестящие, как у той несчастной девушки с журнальной обложки, глаза; широкая бессмысленная ухмылка нокаутированного боксера за миг до того, как у него подкосятся ноги.
– Замечательно, – повторил этот грязный, шатающийся скелет, приближаясь, и Гарденер снова услышал в голосе дрожь, но уже не от страха, а от усталости. – Я думала, ты меня позабыл. Какая приятная встреча!
– Бобби! Господи, Бобби, что здесь…
А она уже отчаянно трясла ему руку. Оставалось лишь изумляться, какой призрачной и невесомой стала ее ладонь.
– Тут столько всего происходит, – прохрипела Бобби надтреснутым голосом. – Я много сделала, впрочем, главное – впереди, но я почти у цели, почти у цели, ты сам увидишь…
– Бобби, а что…
– Да все хорошо, все отлично, – еще раз произнесла она.
И в полубессознательном состоянии рухнула на руки Гарду. Бобби еще что-то пробулькала напоследок, выпустив из уголка рта струйку слюны. Ее грудь на ощупь напоминала маленькие, плохо набитые подушечки подплечников.
46
Карен Энн Карпентер (1950–1983) – американская певица и барабанщица, участница группы «Carpenters», основанной ею вместе с братом Ричардом Карпентером.