- Если ты захотела поглазеть на Велесова, необязательно было меня тащить с собой! - кричу я ей в ухо, но подругу мой завуалированный упрек ни капли не задел. Она лишь смеется мне в ответ.
- Ты бы тоже захотела поглазеть, посмотри ты на него вживую! Это же ходячий секс, к тому же очень обеспеченный!
Мне оставается лишь закатить глаза. Настя была неисправима. В отличие от нее у меня алчных мотивов в отношении мужчин никогда не было. В прошлом доводилось находиться на иждивении, и мне до сих пор вспоминалось это малоприятное состояние. С тех пор я поставила себе цель добиться хорошего положения и прекрасных заработков с помощью любимого дела. А журналистика, как охота за информацией, азарт поиска и восторг от получения результата, действительно была моей страстью. Возможно, дело было еще и в том, что мне нравилось владеть ситуацией. Проще всего это делать, когда владеешь информацией. Я собирала ее по крупицам и хранила, подобно Плюшкину. Регулярно перебирала, складывала, категории придумывала, анализировала, словно бешеный филателист.
Настя, ведущая колонку светских сплетен, была не столь влюблена в работу. Ей напротив скорее нравился сам предмет: слухи, селебрити, положение избранной. Она была алчна, как кошка, но дело свое знала и выполняла его хорошо.
Мои размышления прерывает Настин локоть, впившийся мне в правое ребро. Поперхнувшись, я гляжу туда, куда указывал аккуратно подпиленный ноготок подруги. За столом у края балкона VIP-ложи за столиком сидят и пьют Велесов собственной персоной с приятелем, незнакомым мне. Зато Настя уставилась не на столь желанного ей Велесова, а как раз на его спутника.
- Это кто? - шепнула я ей.
- Громов.
Тут мне пояснения не требовались, личность Громова мне была хорошо знакома. Сложно поверить, что пути простой журналистки и миллионера могли пересечься, но наши пути действительно пересекались. И я бы хотела, чтобы этого больше никогда не произошло. Видимо, некоторые мои желания являются неисполнимыми.
Тяжелое дыхание, руки... губы... перемежающиеся поцелуи, жадные, почти звериные, до стука зубов. И пальцы, сжимающие плечи с силой, почти до синяков. Ее собственные ногти, впивающиеся в плечи до крови. И фонтан удовольствия, словно источник жизни, бьющий прямо сквозь нее. Умирание и рождение заново.
Я закрываю глаза и отогоняю нахлынувшие воспоминания. Дыхание прерывается, и каждое движение мне теперь дается с трудом. Встав из-за стола, я молча направиляюсь на выход из клуба. Если Громов - непременное условие для эксклюзива, то лучше я подберу другой эксклюзив. Прямой эфир с террористами, репортаж из тайги посреди волчьей стаи, что угодно, только не интервью с Велесовым и его другом!
Забыв обо всем, я почти бегу к дверям и забываю полностью про Настю, оставшуюся за столиком. Зато она не забыла обо мне, у стойки догоняет и резко останавливает меня.
- Ты куда, Артемида? Что случилось?
- Я передумала, - излишне резко отвечаю я, закрывая глаза. Толчок в спину оказался неожиданно сильным, и мне даже показалось, что я сейчас упаду. Но сильная рука крепко прижимает меня к телу, спасая от падения. Настя таращится во все глаза на моего спасителя, и я невольно оборачиваюсь. За талию меня удерживает Громов, пьяный в стельку, но от этого не перестающий быть ослепительно красивым. Я изо всех сил пытаюсь вырваться, сдернуть с себя руку, сжимающую бок, но проще было ее сломать, чем оторвать. И к тому же стоит мне отвести взгляд, как Громов наклоняется и... От сказанных на ухо слов по коже будто ток пробегает. В жилы впрыскивается небывалое количество адреналина. Желание, забытое за последние семь лет, вибрирует с новой силой в теле, отчего я мгновенно вспыхиваю.
- Отвали! - ору я во всю глотку, больше от испуга, чем от гнева, и - откуда только силы взялись?! - отпихиваю от себя Громова. Высоченный, словно высеченный из скалы, он столь же неподвижен, несмотря на выпитый алкоголь. А толпа бросает его вновь ко мне, и Громов явно не против. Он вновь обнимает меня, с силой прижимая к своему телу, так плотно, что я чувствую каждый мускул и напряженный пах. От этого ощущения мой мозг отключается. Возможно, поэтому Роман Громов без труда приникает к моему рту своими горячими губами и проникает внутрь языком. Я, словно от этого зависит моя жизнь, отвечаю на поцелуй, вкладывая в него все то, что обуревает меня в этот момент. Даже сквозь шум вокруг в мою голову ввинчивается его хриплый стон удовольствия. И это в миг меня отшвыривает от него, как ударом молнии.