Ко мне подлетела какая-то муха и, пожужжав, бросила это неблагодарное дело, догадавшись, что разговаривать со мной не о чем. Уверена, что если бы у мухи была возможность, она покрутила лапкой у виска, насмехаясь над моей персоной и тем, как я пыталась подняться в воздух. И я бы ее поняла…
Странно, но именно сейчас меня охватила мысль, что все это не реально и я жива, просто мне снится какой-то дурной сон. Эта идея вдохновила меня и я, быстро взмахнув крылышками, поднялась в воздух… чтобы умереть.
Это была дорога, где ездили машины, пусть и не часто. И я как раз была на той высоте, чтобы оказаться размазанной тонким слоем на стекле какого-то автомобиля. Не очень приятное ощущение… Особенно, когда я почувствовала, как дворники делают из меня еще более тонкий слой серой субстанции. И самое противное в том, что я почему-то все это остро ощущала! Каждую эмоцию, каждое движение по своему истерзанному телу мошки…
Пока моя душа вновь не вылетела, пусть и ненадолго.
Вот тут и началась, на мой взгляд, настоящая «веселуха», как говорят у нас. Очнулась я в какой-то бурой жидкости и первая попытка задышать, провалилась с треском. Глаза щипало, а страх, так вообще поселился уже видимо со мной рядом.
Только спустя некоторое время, когда я взглянула вниз, поняла, что я нахожусь в утробе матери, а это немного прозрачная и странная жидкость вокруг – моя среда обитания, как ребенка. А все потому, что увидела пуповину, соединяющую меня и стены. Но вот дышать… по привычке я просто глотала жидкость вокруг, открыв рот и пытаясь найти воздух, отчего мне становилось все хуже и хуже… А потом меня стало сжимать, все тело выталкивалось наружу и я была не против, искренне надеясь поскорее оказаться на виду, и дышать, так как понимала, что еще немного и задохнусь…
На мое счастье, я вылезла сначала головой, а потом телом. Так, что выплюнув все лишнее, я спокойно задышала, прежде чем истошно завопить. Ведь если моя мать и была похожа на человека, то тот, кто принимал у нее роды скорее походил на орка: зеленая кожа, всего лишь три пальца и безумный оскал. Такое увидеть – сразу умереть. Это я после поняла, что моя новая мать родила меня слишком быстро, чтобы успел прибежать акушер, так что ей помогал обычный слуга.
Мой мозг работал быстро. Для начала, все казалось слишком уж настоящим: эта средневековая одежда, явно натуральная ткань, в которую меня запеленали, когда перерезали пуповину и закрутили ее как нужно, каменные стены, освещенные лишь единичными всплесками огня. Так, что у меня зародилась уже твердая уверенность в реальности происходящего.
Нет, а что? Откуда я знаю, куда люди попадают после смерти? Может это только у меня осталась память прошлого, а у других такого нет? Или же ближе к двум годам я обо всем забуду?
В любом случае, пока я придавалась различным мыслям, меня уносили куда подальше, при этом говоря что-то на неизвестном языке. Казалось что этот зеленый парень просто рычит на меня, но его счастливое и беззубое лицо не оставляло сомнений – он радуется моему рождению. Так же, как и мать, жаль, что ее я ближайшие несколько дней не видела.
Кормили, подтирали, укладывали спать, напевая песенки, ласково трепали за щечки – красота, если бы все это не делал тот самый орк и его подопечные такого же типа внешности.
Вот мне интересно, никто из здешних детей не умер, когда увидел таких чуд перед собой в первый же день?
Внешность у них яркая, запоминающаяся: темно-зеленая кожа (обычно), бугристая с множеством шрамов и просто морщинок, когда орки двигаются, она натягивается. Уши длинные, будто ослиные и волосатые, а глаза будто кошачьи, красивые, разных цветов. Губы с чуть синеватым отливом, сами не высокие, да и вообще орками я их назвала только из-за цвета кожи, а так очень даже милые… Или я просто привыкла.
Через неделю я уже совсем приспособилась, и даже к тому, что я теперь, собственно, парень, но все равно ужасно обрадовалась, увидев вновь лицо матери, которую тут же узнала. Единственный неорк! Конечно же, я была рада ее объятиям, пусть и заметила некоторую бледность лица матери.
Собственно именно в тот момент я подумала, что она, скорее всего, умрет. Эта мысль несколько опечалила меня, но стойко засела в голове, так что я удивилась, увидев через месяц ее вновь рядом с собой, причем с яркими алыми щечками и блестящими глазами.
Девушка, которая родила меня, была не очень высокой, с черными волосами, собранными в косу и легкой улыбкой на устах. Милая и нежная, она явно была более высокого статуса, чем тот орк, что прежде ухаживал за мной. Ее одежда была ярких красок, мягче и ложилась красивыми воланами, когда она садилась на скамейку в саду, держа меня у себя на руках.
С этого дня я виделась с ней часто, и эти часы были для меня счастьем, ведь в эти минуты я видела окружающий мир, а не просто потолок своей комнаты, освещенный то полуденным солнцем, то яркими отблесками свеч.
Сад, в который она приходила, неся меня, поражал своими размерами, хотя в моем возрасте мне все казалось необыкновенным и прекрасным. Восторженность, в такие минуты нашего с ней единения в этом парке, не покидала меня, следуя попятам, поражая красотой и изяществом линий ветвей деревьев, яркостью цветов. Прежде я не видела настолько прекрасных растений, которые в один миг прорастали в землю, возносясь наверх и оплетая ножки деревянных скамеек стоящих вдоль каменной дорожки.
В этих садах Немезиды (как я прозвала мысленно свою мать), всегда в воздухе витал приятный аромат, определить который я не могла. И приятные трели невидимых моему взору птиц раздавались то тут, то там, воздвигая мое осознание прекрасного выше, чем я могла бы предположить.
Необыкновенно, но попытки орка рассказывать мне простые сказки, показывая при этом различные картинки, приносили успех. Я начала понимать здешний язык, пусть и получалось пока скверно, но общую суть разговоров вокруг я могла уловить.