101. Рвение
Вот я на новой работе. Намучившись в поисках, держусь за нее обеими руками. Это снова нефть, вдыхаю ее привычный запах. Он сладок мне, как дым отечества. Набираю подразделенье, будто бы на веки вечные. Пытливо всматриваюсь в молодые лица, ношу им какие-то книги. Страсть к просветительству обуревает меня раз и навсегда.
102. Евгений Романыч, удав и беглый солдат
Мой новый коллега знаменит тем, что привез в авоське удава из Африки. Удав в самолете потел мерзкой слизью и дурно пах. Чтобы он не был агрессивен, ему надо было постоянно раскрывать пасть и разбивать в нее сырые яйца. По приезде удав выполз в коридор коммуналки, за что был даром отдан в зоопарк. Евгений Романыч навестил было его в террариуме, но не узнал в общем клубке. И удав его тоже не признал.
Вот, значит, Евгений Романыч сидел вечером у себя на первом этаже возле кинотеатра «Патриот», горюя об удаве. В окно постучали – под ним стоял солдат с разбитым в кровь лицом. Евгений Романыч впустил его, умыл, аки милосердный самаритянин, накормил и уложил спать. Солдат жалобно просил штатского платья, но Евгений Романыч удержал его до утра, а утро вечера мудреней. Сердешный вернулся в часть, где ему было несладко. Но, на погосте живучи, всех не оплачешь.
103. Елик Евсеич
Казакевич была его фамилия. Учитель военного дела у сыновей, отставной чин охранных войск. Поставил возле школы грибок, натянул колючую проволоку и записал моих детей в военкомате в охранные же войска – в лагерях стоять на вышке с автоматом. Сыновья мои со товарищи под Новый год взяли пилу и кусачки. Грибок спилили, проволоку перерезали. Было дознанье, но никто не выдал.
104. Краснодар
А вот физрук у них был умница. Летом он возил ребят в трудовой лагерь под Краснодар убирать помидоры. Говорил – если де они у вас дома курят, скажите прямо, я не стану копья ломать. Но уж чего они у вас дома не делают, так у меня небось не начнут, я не попущу. Прямо из Краснодара через Керчь паромом забирала я детей в Коктебель на Киселевку. В первый год мы встречались на вокзале в Краснодаре. Ехала я из Москвы с тремя рюкзаками – палатка, надувные матрацы, спальные мешки. Физрук по моей телеграмме прислал ребят к моему поезду с вещичками, и мы тут же отбыли в Феодосию. На второй год любимый физрук уже отпустил их одних по моему письму с вложенной официальной распиской. Мы встречались прямо в Крыму. Физрук выдал моим ребятам заработанные деньги. Там хватало доехать до Коктебеля и еще на неделю жизни. Проверил купленные ими билеты до Феодосии и приказал на кухне зажарить им в дорогу курицу. Отца родного не надо.
Дети прибыли на Киселевку ранее меня, бо краснодарский лагерь уже сворачивался, а мой отпуск еще не начинался. Я с палаткой приехала тремя днями позже. А уж какие приключенья с ними произошли за те три дня, когда ни мой, ни физруков бдительный глаз за ними не следил, даже ты не сможешь себе вообразить, мой уже привычный ко всему читатель. Придется тебе выслушать это от меня, крепись.
105. Киселевка
Итак, моим детям предстояло прожить три дня на обширном чердаке Киселевки, где стояло два десятка утащенных ночью с пляжа лежаков. Кормиться им надлежало на оставшиеся у них в наличии деньги под горой в столовой. Название последней было «Левада». Ехидные же киселевцы присоединили к нему спереди еще одну букву, и без того не очень хорошую. Видит бог, столовая этого не заслуживала. На Киселевке уже стоял целый сервиз посуды с общепитовским клеймом из достославной «Левады». Голодные киселевцы были рады знакомым лицам. В первый же день они проели ребячьи деньги. На другой день они уж послали моих детей воровать пирожки на двадцать душ в столовую дома творчества союза писателей – «Дома Волошина». Совершенно одинаковые ангелоподобные пятнадцатилетние мальчики должны были пройти по накрытым столам и собрать пирожки в сумку. Ты, конечно, догадываешься, мой читатель, что задание было выполнено с блеском, иначе они не были бы моими детьми.
Дальше – больше. На третий день киселевцы послали моих бедных ребят в магазин воровать какие-то паршивые брикеты пшенной каши. Больше в магазине ничего не было, а это было несъедобно, то никто и не караулил. И с этим справились мои талантливые дети. Тут, к счастью, приехала я и конечно же поняла, что трясу бедой. Свои проделки полбеды, детские полторы беды. Киселевцы, когда я вошла, уж наливали им что-то в стакан. Я бросилась, как голкипер, через весь стол. Перехватила стакан, выплеснула, и мы пошли ставить палатку как можно подалей.