Первый звук, который она потом смогла осмыслить, был её собственный жалобный всхлип, затем приглушённый вскрик, тут же потонувший в ночи, когда Лютый поцеловал её в губы. Было больно, ужасно больно, и казалось, что происходящее неправильно, что так не должно быть — слишком мучительно, невыносимо мучительно. Она заметалась, попыталась оттолкнуть Андрея, высвободиться, отдалиться, чтобы прекратить эту пытку. Но он не чувствовал её рук и жалких попыток спастись. Он, обезумев, продолжал терзать её, раз за разом толкаясь глубже, чаще, больнее, будто наказывая за что-то…
Очертания крыши, деревьев, старых построек — всё снова стало исчезать, размываться в океане её слёз. Любовь… это правда она? Тогда почему так страшно и больно? Будто тебя разрывает изнутри, и кажется, что это не прекратится, пока ты не перестанешь дышать.
— Лен, прости! Я не хотел, чтобы всё было так, я просто слишком долго сдерживался, ты должна понять! Лен?
Ужасно непривычно слышать вину и раскаяние в этом голосе. Однако его слова её мало волновали. Ей ведь теперь нужно думать о другом: сначала привести в порядок одежду, найти свечу, спуститься в дальнюю комнату и зашить разорванный ворот платья, поправить волосы — ужасно спутались и взлохматились, того и гляди потом будет уже не продрать! Хотя о чём это она? Ей бы сейчас убежать к реке и забраться поглубже, в прохладную воду, чтобы кожа перестала гореть, чтобы смыть его прикосновения и его следы. Да, это, определенно, важнее всего… остальное потом: и платье, и Лютый со своей виной и раскаянием — всё ПОТОМ!
Кое-как оправив одежду, она попыталась встать и чуть не упала, потому что ноги подкашивались, а голова кружилась. Андрей не позволил удариться, схватил за плечи, а она едва не взвыла от боли — теперь наверняка будут синяки, как и на запястьях и ещё на ногах тоже останутся следы его рук, потому что он «слишком долго сдерживался»?
Какая же она дура! Как есть дура! И Настя дура, потому что верит в эту чепуху и навязывает ей её день ото дня! И вся эта его любовь — одна большая глупость!
— Лен, ты куда? Давай провожу!
Она лишь отрицательно качает головой и с трудом вырывается из его рук — они теперь кажутся ей ужасно тесными. В его руках совершенно невозможно дышать: горло перехватывает спазмом и хочется разодрать себе глотку, лишь бы не задохнуться.
— Не надо! Не называй меня больше так! — едва освободившись, просит Катя севшим и надтреснутым голосом.
— Не буду, — покорно кивает Лютый, всё также не сводя с неё глаз. — Куда ты?
— К реке! — найдя в себе силы, отвечает ему, на этот раз больше не пряча взгляда. — Мне нужно, понимаешь?
— Я провожу?
— Нет, пожалуйста! — сдавленно и слишком поспешно выдыхает девушка, сильнее стискивая края платья на груди.
— Я просто буду неподалёку! — идёт на уступки Лютый, и Катя, сдавшись, кивает.
Она отворачивается, но всё ещё чувствует его взгляд и жмурится, боясь, что Андрей в любую секунду снова набросится и снова растерзает — не только тело, но и душу.
Глава 7
— Кать, ну хватит меня наказывать! Ты уже третий день со мной не разговариваешь! — Настя была возмущена поведением подруги, ведь та совершенно отказывалась слушать её и даже не пыталась понять. Она словно перестала её замечать, проходила мимо, смотрела отстраненно, будто могла видеть прямо сквозь неё! Да она сегодня даже грубо зацепила Настю плечом, потому что та стояла слишком близко и преграждала путь!
От досады девушка топнула и, развернувшись, взглядом проследила за уходящей подругой.
— Чего это ты натворить умудрилась, раз Катька прощать тебя не хочет, признавайся? — поинтересовался Рыжий.
Настя фыркнула в ответ и попыталась уйти, но тот вовремя схватил девушку за пояс и притянуть к себе. Она и вздохнуть не успела, а он уже впился в поцелуе, словно клещ. Настя, конечно, поотбивалась от него приличия ради, а потом принялась отвечать, да так яростно, что Рыжий едва не споткнулся под напором страстной подруги.
— Скажи, я ведь тебе нравлюсь? — хитро улыбнулась девушка, легко касаясь пальчиками его губ.
Рыжий словно заколдованный смотрел в светло-карие глаза, а на лице его тут же расцветала полубезумная улыбка.
— Безумно нравишься! — без тени колебаний отозвался парень.