Эта девушка была крупновата; округлые бёдра обтягивали тёмные штаны, которые, правда, не скрывали пухлых ягодиц; грудь, когда уборщица, а это была именно она, обернулась на звук открывшейся двери, слегка колыхнулась. Учителю русского языка стало жарко. Да, наверно, дело в том, что фрамуга не открыта, помещение закупорено, а поэтому девушка даже свой халат сняла, лишь бы быть немного освежённой. Александр поправил галстук, молчаливо здороваясь и отхватывая нейтральное «Драсьте», и отправился к полкам с классными журналами.
Девушкой, которая старательно пыталась хоть что-то сделать с грязью под столом, являлась бывшая ученица Боброва. Ей на данный момент было двадцать лет. Жизнь её сложилась весьма печально: поступила в Герцена, была отчислена, так как совмещала работу с учёбой и не успевала следить за всеми событиями на парах. Потом пошла в педагогический колледж, сейчас еле-еле училась на третьем курсе, ей даже грозили списком на отчисление, но Валерия Шевцова (а именно так звали эту девушку, у которой было свободное посещение колледжа и обязанностей по уборке в школе выше крыши) старалась не унывать и учиться. Образование важно, кто бы что ни говорил, и желанная корочка маячила уже близко.
— Я надеюсь, вы хорошо отдохнули за каникулы, — раздался в тишине девичий голос; он не переливался, будто пел соловей, нет, он был обычным, может, немного низковатым, но приятным.
— Кхм, да, — филейная часть девушки замаячила в относительной близости, и мужчина всё же заставил себя отвести взгляд. Это неприлично. — Все учителя уже хорошо отдохнули и готовы с новыми силами грызть вместе с учениками гранит науки.
После этого Бобров вышел из кабинета, подмечая, что фрамуга была всё же открыта. И почему так жарко, чёрт побери?
Завуч по учебной работе, которого мысленно учитель русского очень сильно костерил, шёл лишь чудом не за ручку при учениках с одной из учительниц начальной школы. Их обоих — Сергея Николаевича и Настасью Вадимовну, — уже давно называли парочкой, «Шерочкой с Машерочкой», и порой учителя в шутку говорили, что они никогда не расстанутся. Но никто не воспринимал их служебный флирт до того момента, как Настасья и Сергей не появилась с буквально одинаковыми кольцами на безымянных пальцах и объявили, что поженились на весенних каникулах. Вот тогда выпали в осадок все: мужчина был старше примерно лет на восемь, вроде бы как и нагулялся, а не верится, что уже припахан к семейной жизни. Но говорят, Настя его в ежовых рукавицах держит. Интересно, чему ещё, кроме держания в ежовых рукавицах своих мужей, обязаны научиться педагоги начальных классов, чтобы быть квалифицированными специалистами?
— Мне надо доделать календарно-тематическое планирование, а то кое-кто отвлекал вчера, закончить не дал, — девушка говорила громким шёпотом, порой опуская глаза, но затем снова поднимая их на мужчину. — Если и сегодня ты…
— Доброе утро, коллеги, — синхронно повернулись, так же синхронно улыбнулись, кивнули и продолжили прерванный разговор.
Бобров немного смотрел им вслед. Оба такие сочетающиеся друг с другом, такие милые. И даже не скажешь, что когда-то этот самый Сергей, будучи относительно молодым учителем, обучал Настю математике в десятом и одиннадцатом классах. Бобров сам пришёл уже после выпуска девушки из школы, но ему с превеликим удовольствием рассказали, что заводить какие-либо связи с ученицами неприемлемо, показывая всё на примере нынешней четы Громовых. Может, даже из-за этого мужчина стал бояться тех, кого обучает. Вдруг совратят.
Чуть прижав дверь, Александр Игнатьевич открыл кабинет и быстро зашёл в него, краем глаза замечая, как девушка с весьма необъятной… душой вышла из учительской. Хотелось убиться учебником Розенталя, чтобы не видеть сего зрелища, потому что оно притягивало взгляд, заставляло шею поворачиваться, а внутренне сетовать на бренную жизнь. Совращают!
Уроки начались достаточно быстро. Поглядывая порой в личный конспект, мужчина ходил от двери к учительском столу и вёл монолог, который завороженно слушала женская половина класса. Одна девочка даже чуть из-за парты не упала — так заслушалась. Восьмой класс — пора, когда все дети выглядят одинаково некрасиво, будто гусята или птенцы императорских пингвинов, и от собственных ассоциаций становилось смешно, но булькающие, как называла их сестра Александра Игнатьевича, Ольга, звуки так и не слетели с тонких губ.