И вот, когда мать скончалась, испуг и растерянность овладели ими. Долго обговаривали они свое новое положение.
- Слушай, шкет, - произнес наконец старший из братьев, - тут ничего лучшего не придумаешь: давай-ка обеги всех соседей и сообщи о нашем горе. Но смотри, оборванец, сделай это как положено, чтобы в деревне не подумали, будто мы тут веселимся или что-нибудь в этом роде! Скажи, мы, мол, от горя пластаемся, словно быки, молнией к земле прибитые, волосы на себе рвем, головами о землю-матушку бьемся в отчаянии. И еще скажи, если они тут же не придут, нас постигнет печальная участь нашей матери. Ну вот, а теперь беги!
Янка припустил по полю. Мальчишку распирало от гордости — ему доверили такое важное поручение. В пылу усердия перебегая от хутора к хутору, он не удосуживался пересказывать подробности кончины. Дернув дверь, бросал через порог: «Лийз Ныгикикас померла — идите скорей посмотреть на нее!» - и хлопал дверью, чтобы с тем же воодушевлением лететь на следующий хутор.
На большаке ему повстречался Тоомас Нипернаади.
- Лийз Ныгикикас померла — иди посмотри! - и ему крикнул Янка на бегу.
Нипернаади приостановился и оглядел пастушонка.
- Постой-ка, пострел, - улыбнулся Ниперанаади, - погоди немного, расскажи хоть, кто была эта Лийз Ныгикикас?!
- Некогда мне! - серьезно ответил мальчик и, тем не менее, опустился рядом с Нипернаади на обочину.
- Ты что, не знал эту ведьму? - удивленно спросил Янка. - Боже ты мой Иисусе — да это был дьявол во плоти. Мы ее смерти ждали сил нет как, а она все не кончалась. И скрипела и пищала, пока дух не испустила. Она ведь, зараза, злая была жутко, если к ней в лапы попадешь — жизни ни жди. Как вихрь носилась по хутору - тут мы уши прижмем и кто куда — в лес, в канаву, а кто аж прямо на крышу.
- Надо же, - удивился Нипернаади, - кто же это «мы»?
- Я и сыновья, кто ж еще? - охотно объяснил Янка. - Я, Пэтрус, Паулус и Ионатан.
Тут Янка принялся во все подробностях живописать все, что знал: покойницу, братьев, хутор и окрестности, родственников и соседей. Когда он понял, что рассказал вполне достаточно, ему вдруг вспомнилось важное поручение — парнишка подскочил как ужаленный.
- Боже мой, - испуганно спохватился он, отирая губы рукавом, - надо же дальше бежать. А ты пойди погляди на покойницу, обязательно сходи. Сыновья там сами ничего сделать не сумеют. Они от горя пластаются, словно быки, молнией к земле прибитые, и смерть вот-вот настигнет их самих.
Нипернаади подумал, усмехнулся, огляделся и зашагал в сторону Кроотузе.
На дворе хутора он увидел, что сыновья все еще сидят на траве и молча таращатся друг на друга. Он прислонил каннель к стенке, снял кепку, поздоровался с каждым за руку и скорбно сказал:
- Здравствуйте-здравствуйте, дорогие родичи, тяжкое горе постигло нас.
- Такое горе, - отозвался за всех старший, - ума не приложу, что теперь делать, как быть. Смерть настигла нашу матушку слишком неожиданно — кто бы мог такое предвидеть? Надо, наверно, известить о ее смерти и звонаря и пастора, они, наверно, все, устроят, как положено. И этот Янка чертов никак не возвращается, его бы к пастору и послать!
- Ничего, справимся, - ободрил их Нипернаади.
Он пошел впереди, а братья робко потянулись за ним следом, войдя в дом, Нипернаади остановился у постели умершей, шевеля губами, тихо прочел молитву, потом закрыл покойнице глаза. Затем он тщательно обшарил изголовье, изножье постели, сундуки. Вытащил из-под матраца хуторские бумаги и пачку денег. Документы он вручил старшему брату, деньги же аккуратно пересчитал, объявил сумму братьям и убрал всю пачку в ларец, закрыл его, а ключ положил пока к себе в карман. Покончив с этим, он принес со двора доски, положил их на лавки и с помощью братьев уложил покойницу на подмостки.
- Остальным займутся женщины, - произнес он.
Вскоре большая комната и правда заполнилась женщинами. Вздыхая и причитая, они покрутились вокруг умершей, словно сороки вокруг еще шевелящегося зверя. А потом вдруг подскочили к покойнице, и разом работа закипела; грели воду, доставали из сундука чистую одежду, и вот уже труп хозяйки у женщин в руках вертелся, как узел с бельем, который моют и трут чуть ли не в самозабвенном ожесточении.
Нипернаади распоряжался при этом как свой человек. В шкапу он отыскал водку, выпил сам, дал приложиться женщинам и без устали нахваливал прекрасный характер покойницы. Потом он вышел.
Он поспешил к озеру. Солнце розовело встречь наступающему вечеру. Воздух стал синь, и лучи пробивались, как сквозь туман. Озеро покрылось красноватыми пятнами. Облака отражались в нм плещущимися лебедями. Нипернаади сел на берегу и стал смотреть. В куге играла рыба.
Вдруг он услыхал, как вскрикнула девушка. Вскочил и бросился на крик.
- Гадюка, гадюка! - кричала обнаженная девушка, выбегая из воды.
Нипернаади накинул ей на плечи платок и подхватил на руки.
- Глупышка, не кричи, в воде от гадюки зла не будет, - он улыбался.
Девушка испуганно взирала на незнакомца. Мокрые волосы облепили ее плечи. По щекам и алым губам сбегали капли воды. Она обомлела, потом затрепыхалась.
Нипернаади рукавом насухо вытер ей рот, набросил на плечи рубашку, юбчонку и сказал:
- Не бойся, я не злой человек. Здесь я никого не знаю, мой дом далеко отсюда, за лесами, за полями. Решил вот попутешествовать и нежданно-негаданно оказался на похоронах двоюродной сестры. Тебя как зовут-то?
- Милла, - застенчиво ответила девушка.
- Ты не бойся, Милла, а давай лучше будем дружить.
Чуть поодаль стояла рыбацкая лачуга. Это было глинобитное сооружение, на затылке которого громоздилась широкая крыша. Из маленькой трубы вился дымок. Девушка нетерпеливо посмотрела в ту сторону.
- Твой, что ли, дом? - спросил Нипернаади.
Девушка кивнула. Ее разгоряченное лицо было обращено к заходящему солнцу и глаза сверкали в сполохах заката. Испуг она уже пережила и теперь колебалась, то ли сразу бежать домой, то ли остаться ненадолго. Алые губы расплылись в улыбке, она оглядела нежданного спасителя и, чтобы только не молчать, проговорила:
- Лийз была дрянной человек, а братья — бестолочь один к одному.
- Это точно, - сразу согласился Нипернаади. - Разве это люди, разве это хутор! Ветер задувает со всех сторон света, в доме зуб на зуб не попадает. Поля заброшены, скотина некормлена. Один-единственный разумный человек — пастушонок.
- Янка мой братец, - потупилась девушка.
- Ну да? - удивился Нипернаади, - что же ты не пришла посмотреть на покойницу?
- Братья меня терпеть не могут, - объяснила Милла. - Они высматривают отцовские сети и неводы, а потом тайком вытаскивают оттуда все жерлицы и донки. Я с ними часто схватываюсь, воюю — отец-то у меня старый, совсем никудышный, только и может, что сидеть, с удочки глаз не сводить. А так ему без меня и шагу не ступить. С этими братьями я прямо замучилась, и хуже всех Ионатан — злой, шкодливый, ни на миг покоя не даст. То мою лодку затопит, то камнем в окно швырнет, так и норовит какую-нибудь пакость учинить.
Наступил вечер. Теплый и душный. Озеро потемнело, краски на его глади потухли. Длинные тени от кустов и деревьев зарябили по воде. Тут и там поднимался сизый туман. Из камышника донесся задышливый кашель.