Максим смотрит в глаза и тем самым вызывает доверие, хотя от его баса я все еще не способна разговаривать. Это было убийственно резко.
— Извините, я не вам. Замерз и наглотался воды, — произносит он быстро. Вежливо, но при этом не оправдываясь.
— У вас кровь. Извините. То есть вот салфетки. — Я тоже не собираюсь тушеваться.
— Спасибо. Укусила она меня или поцарапала, не пойму, — усмехается Максим грубовато, но как-то беззлобно.
Берет салфетки, прижимает к ране, но промахивается, и темная кровь продолжает течь, капая на белоснежную рубашку.
Я достаю еще одну салфетку и делаю, как правильно. Он перестает озираться и вновь смотрит на меня, слегка озадаченно. Словно ему в голову не могло прийти, что кто-то настолько обнаглеет и осмелится его коснуться. Ему это очевидно не нравится, он… оторопел.
— Вот так, — приговариваю я, как делала мама, когда меня лечила. — Чуть-чуть потерпите. Позвольте вам помочь, вы большой молодец сегодня. Я думала… вы о скалы разобьетесь. — Когда это произношу, явно представляю себе тонущего малыша и не удерживаю слезу, которая крупной каплей сбегает до подбородка и падает вниз.
Максим приподнимает брови, отчего крови становится больше.
— Страшно было, — добавляю я, вдруг отмечая, что полицейские сирены звучат все громче.
Точно, вот что создает фон — кто-то вызвал полицию. Я в суматохе не обратила внимание.
— Спасибо, — бурчит Максим сухо, и мне вновь становится не по себе.
Неловкость усиливается тем, что он начинает расстегивать рубашку. Его замерзшие пальцы плохо слушаются. Зубы стучат.
Я чувствую смущение, находясь так близко. Взгляд падает на темные волоски на груди, на тонкую черную веревочку. Резко поднимаю глаза.
Максим слегка улыбается одним уголком рта. И вновь дрожит. Все это происходит очень быстро.
— Дальше я сам. — Он забирает салфетки. Продолжает добродушно-снисходительно, как-то неожиданно перейдя на «ты»: — А ты, малая, беги скорее. — Кивает наверх. — Полиция сейчас прибудет, не надо, чтобы тебя здесь видели. Чревато.
Я машинально прослеживаю взгляд и вижу Барби, гуськом бегущих вверх по лестнице к площадке, где остались микроавтобусы.
И тут до меня доходит.
Краска ударяет в лицо с такой силой, что глаза чуть не лопаются! От возмущения внутри что-то взрывается. Да что он себе позволяет! Да как он смеет!
Малая?!
Вспоминаю кожаный микрофон Валерия Константиновича и от злости прижимаю салфетку к ране так, чтобы побольнее было. Максим морщится, отстраняется, и я выдаю:
— Вообще-то я официантка. Трудоустроенная! — И выплевываю в лицо: — Это не стыдно!
Выплевываю натуральным образом — на лице Максима моя слюна. Его глаза сужаются, следом, к счастью, ему на плечи набрасывают полотенце.
— Бегу-бегу! — кричит рядом деловитый мужчина с чемоданчиком. — Кто тут истекает кровью? Сейчас залатаем нашего бесценного.
— Сань, я в порядке.
— Вижу. Чем она тебя? Тут минимум два шва. Это тебе, кстати, за то, что высмеивал мой экстренный чемоданчик. — Мужчина с любовью прижимает к себе аптечку. — А я с ним не расстаюсь. Особенно на попойках.
Воспользовавшись моментом, я отхожу подальше и скрещиваю на груди руки, молча наблюдая за кипишем. Полиция, гости, жених, пакистанец-цыган-Максим — все они обсуждают ситуацию, женщину, ребенка и семьсот рублей.
— Блядь, да кто-нибудь найдите ее и верните деньги! — восклицает Максим.
Кто-то притащил с яхты белый банный халат, в который он кутается.
— И мой пиджак, — усмехается Георгий Басов. — Так-то он штуку баксов стоит.
Взрыв смеха кажется скорее нервным, чем веселым. Абсолютно все стрессанули на полную. Нет ничего страшнее потери ребенка.
Я подхожу к своим и жду распоряжений. Как, ну как Максим мог решить, что я шлюха? Почему?!
— Гоу на яхту, переодевайтесь, — дает команду Стас. — Отплываем через полчаса.
— Вечеринка все же будет? — поражается Вероника. — После всего?
— А как же. Теперь-то уж точно нужно выпить и хорошенько расслабиться. Не вам. Вы на работе.
Глава 3
— Пап, не могу разговаривать, — шепчу я в трубку, забившись в угол просторной кухни.
Тут все шипит, скворчит, грохочет! Повара активно готовятся к предстоящему ужину, запахи витают безумные. Официанты накрывают столы, разносят напитки и убирают пустые стаканы. Мне, как младшей, досталась самая простая и грязная работа. В таком мыле весь вечер, что в туалет сходить некогда, а отец словно чувствует — названивает без остановки.