Конечно же, адмирал Столетов не посвятил в тонкости операции по освобождению моряков с «Новочеркасска» ни командира, ни экипаж. Что-то приходилось домысливать самим, о чем-то – просто догадываться. Морской Волк знал только приблизительный маршрут военно-транспортного самолета: на юго-восток. Над Северным Кавказом грузовой «Ил» должен был дозаправить «летающий танкер». Десантирование на поверхность Индийского океана было запланировано на четыре утра – с учетом местного часового пояса. Квадрат десантирования, расположенный неподалеку от территориальных вод проблемного государства с диктаторским режимом, был не слишком судоходен, что исключало случайные встречи с торговыми судами. Метеорологи обещали безветренную погоду и спокойное море. Инженерный расчет гарантировал полную безопасность субмарины и экипажа. И все-таки Морской Волк нервничал, и его можно было понять…
Самолет медленно полз вверх. Солнце садилось, закат расцветил море радужными переливами. От перепада давления в ушах закладывало, и Макаров, обернувшись к старпому, заметил:
– Честно говоря, я бы предпочел до самого десантирования просидеть на «железе».
– Субмарина все равно в воздухе! – последовал ответ. – А чем тут не нравится?
– В боевой рубке как-то привычней…
Подводники, расположившись поодаль, играли в карты, шелестели газетами. Некоторые дремали: в подплаве вообще спят урывками, и каждая минута полноценного сна дорогого стоит.
– Никак не могу понять, сколько мы будем в Индийском океане болтаться? – недоумевал Николай Даргель. – Мы ведь не стратегический ракетоносец! Без промежуточной базы обеспечения и базирования долго не протянем.
– Думаю, адмирал Столетов тоже об этом догадывается, – улыбнулся Илья Георгиевич.
– А как нас доставят обратно? Не своим же ходом до Калининграда идти! И потом, если силовая акция по освобождению наших моряков задумана как сухопутная, какова наша задача?
Макаров молчал. Он и сам понимал справедливость вопросов старпома. Однако понимал и другое: военно-морская структура ГРУ, просчитавшая операцию, наверняка учла абсолютно все…
Городская тюрьма, построенная в позапрошлом веке колонизаторами-англичанами, внушала противникам диктатуры Лулу неподдельный ужас. Впрочем, не только противникам – ведь попасть за решетку мог практически каждый. Про тамошние порядки рассказывали шепотом и оглядываясь. По слухам, несговорчивых арестантов поливали кипящим маслом, варили в уксусе, подвешивали за ребра на крюках для свиных туш и даже клали связанными на ростки молодого бамбука – спустя несколько суток стебли прорастали сквозь тела несчастных, разрывая их на части. Лишь очень немногие вышли из камер живыми, и эти счастливчики навсегда старались забыть тюремные ужасы.
Африканцы, работавшие на плантациях неподалеку, то и дело слышали одинокие пистолетные выстрелы, доносившиеся из тюремных окон. Удравшие за границу диссиденты утверждали, что так тренируются головорезы из «эскадронов смерти», возглавляемые печально известным в стране Набуко Вабандой. Однако ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи было некому…
…Игуана размером с кролика неторопливо вылезла из щели в стене тюремного кабинета и медленно повернула голову к окну. В круглых, словно отлитых из стекла глазах отразились стоматологическое кресло с бормашиной, небольшая видеокамера на подоконнике, низкий деревянный топчан, устланный грязным тряпьем, и столик с аккуратно разложенными инструментами для пыток. Мосластый чернокожий следователь в клеенчатом переднике, перемазанном кровью, задумчиво перебирал щипцы, буравчики, мотоциклетные спицы и резиновые жгуты. Второй следователь – худой, как гвоздь, с печальным лицом садиста и редкими щербатыми зубами, устало курил у открытой форточки. Это были самые опытные заплечных дел мастера, рекомендованные министром внутренних дел для работы с русскими моряками.
– Ты когда-нибудь с белыми дело имел? – поинтересовался мосластый, пробуя на ноготь лезвие скальпеля.
– Два раза. И оба раза они во всех своих преступлениях сознались… как миленькие, – равнодушно ответил щербатый и, заплевав окурок, выбросил его в форточку.
– Возился долго?
– С первым минут пятнадцать… Иголки под ногти еще выдержал. А когда в ухо медный провод засунули и в розетку воткнули – сразу же во всем признался.
– А со вторым?
– Там еще проще. Баба была. То ли бразильская журналистка, то ли японская… Как резиновый шланг увидела, сразу во всем призналась.
– А что ты со шлангом делать собирался?
Понизив голос, щербатый деловито объяснил, как собирался использовать шланг.
– Значит, засунуть одним концом… туда, а через шланг запустить красных муравьев? – неожиданно развеселился мосластый. – Сам придумал?
– Да! – последовало горделивое признание. – Я вообще с бабами работать люблю. Визжат, правда, как свиньи недорезанные. Но это даже приятно.
– Тогда русского допрашивать я буду. А ты будешь мне поддакивать… или возражать, если потребуется. Не мне тебя учить!
Капитана «Новочеркасска» привели спустя минут двадцать. Алексей Флеров выглядел обессиленным и уставшим, но держался с достоинством. Он не выказал страха ни перед пыточными инструментами, ни перед зверовидными полицейскими в окровавленных передниках. Это неприятно поразило следователей: большинство арестантов, едва взглянув на пыточные приспособления, сразу же становились жалкими и пришибленными.
– Я требую немедленной встречи с российским консулом! – потребовал Флеров прямо с порога.
– Ваша страна не считает нужным содержать у нас консульство, – на весьма скверном английском пояснил мосластый. – Посол Российской Федерации в Танзании по совместительству представляет ваши интересы и у нас. Да только ни вы, ни остальные моряки его не интересуют. Мы несколько раз пытались с ним связаться, но он и слушать нас не захотел!
Это было наглым враньем: и российский посол в соседней Танзании, и МИД Российской Федерации вот уже больше недели добивались встречи с арестованными. Однако любые попытки дипломатов разбивались о неуступчивость Азариаса Лулу.
– Итак, по законам нашей республики, покушение на жизнь всенародно избранного президента является тягчайшим государственным преступлением. Это не что иное, как терроризм, – с наслаждением продолжал мосластый, тщательно подбирая английские слова. – Следствие располагает неоспоримыми доказательствами вашей вины… Свидетельские показания, протоколы береговых служб… коллективное письмо портовых спасателей в международные инстанции, а главное – письменное заявление главного потерпевшего, Его Высокопревосходительства Азариаса Лулу… Всего этого более чем достаточно, чтобы наш суд приговорил вас и ваших товарищей к высшей мере наказания – смертной казни через повешение.
– Но у вас есть шанс спастись, – подхватил щербатый напарник, и на его лице профессионального душегуба появилось подобие улыбки. – Чистосердечное признание поможет сохранить не только вашу жизнь, но и жизнь ваших друзей.
Допрос «хорошим» и «плохим» следователями придуман давно и действует безотказно даже в Африке. Однако на Флерова этот незамысловатый ход впечатления не произвел.
– Я не могу сознаться в преступлениях, которых не совершал, – с подчеркнутым чувством собственного достоинства ответил он. – Любой эксперт по судовождению сразу же определит виновника столкновения. У кого пробоина по борту – у нас или у яхты Его превосходительства?
– У нас есть многочисленные свидетели! – с явной угрозой напомнил мосластый. – И они утверждают: вы сознательно подставили «Новочеркасск» под форштевень президентской яхты!
– Мистер Флеров! Неужели вы не понимаете, что ваша страна от вас… и от ваших товарищей уже отказалась?! – щербатый почти душевно приложил руку к груди. – Если бы их действительно интересовала ваша судьба, они бы давно уже…