На другой день, ранним утром, шли в горы три человека. Шли они молча, лишь изредка побрякивали колокольчики на спине идущего впереди. Вскоре люди остановились у большой сухой лиственницы. На ней были развешаны черепа, кости животных и зверей, много оленьих рогов, сухие кусочки мяса, шкурки, волосы, тряпочки. На нижних ветках были навязаны какие-то затейливые узелки из ремешков, тряпок и человеческих волос. У самого дерева лежали кучи черепов и костей.
Это было старое священное дерево.
Двое из пришедших присели на корточки. Это были Еремча и Пальси. Третий — старый шаман — стоял.
Его длинные седые волосы спускались грязными клочьями, на голове блестел железный обруч, украшенный хвостами белок и горностаев. Вся одежда была увешана священными предметами, тут были: заячьи лапки, рыбьи зубы, черепа белок, зубы волка, лисицы, медные бубенчики и колокольчики, железные и медные божки, разноцветные тряпочки и многое другое.
В одной руке шаман держал бубен, в другой — медвежью лапу.
Он вынул из кожаной сумки деревянного божка. Это был грубый кусок дерева, наскоро выстроганный в виде маленького человечка-урода. Голова у бога была большая, неуклюжая, с огромным кривым ртом и очень маленькими узкими глазками. Кривые короткие ноги и руки были едва заметны.
Шаман поставил бога около священного дерева и поднял кверху голову. Остекляневшими глазами он посмотрел вокруг и со страшной силой ударил медвежьей лапой в бубен. Удары сыпались один за другим. Шаман прыгал, как сумасшедший, вокруг дерева, кричал сдавленным тонким голосом, бил и щипал себя, извивался от боли. Еремча и Пальси раскачивались в такт шаману. Пальси шептал:
— Дай мне силу, как дал ее ты дедушке Медведю... Дай мне бег лося, шаг оленя и хитрость лисицы.
Шаман вызывал духов. Бледный, с блуждающим диким взглядом, он бился в горячке, изо рта клубилась желтая пена. Шаман кричал непонятное. Лишь время от времени отчетливо было слышно:
— Оленей своих гоните в чужое стадо! Ваши олени проглотят чужих оленей!
Шаман опять бешено кружился и кричал:
— Чужих съедят!.. Съедят! Там ваше счастье! Там! Там! — и заливался диким неудержимым смехом. Наконец, затих и сел у дерева, слегка качаясь. Потом он взял нож и разрезал себе руку. Показались темные капли липкой крови. Кровью шаман густо намазал богу широкий рот. Потом подошел к Пальси и сунул бога в его кожаную сумку.
— Десять оленей просят духи, — сказал он Пальси, — не жалей их для своего счастья... Когда покажется луна, пригони оленей к моему чуму.
Шаман скрылся в густой чаще.
Пальси верил, что шаман вымолил ему большое счастье, а Еремча, щуря свои злые глаза, торопливо повторял слова шамана:
— Гоните своих оленей в чужое стадо! Там ваше счастье!
Пальси и Еремча вернулись в свой чум.
Солнце стояло низко.
Погоняя оленя, Топка Большой торопился к Пальси. Всю дорогу он думал: зачем богач Пальси позвал его к себе.
Ветер слегка качал деревья. Промелькнул испуганный заяц. Тени от деревьев ложились ровными рядами. Топка смотрел на склоны гор и рассуждал деловито, по-хозяйски:
— Лучших кормов не найдешь. Наши олени нагуляют и силу и жир. Ладно это! Ладно!
Топка подъехал к чуму Пальси.
Увидев Топку, Пальси удивился, а сын шепнул:
— Голодный догадлив: где жирным пахнет, к тому чуму и торопится!
Топка вошел в чум со словами:
— Зачем звал меня? Какие дела есть?
— Почему стадо пасешь на моих местах? — спросил Пальси строго.
— Стадо — колхозное, пастбища эти тоже колхозные! — уверенно ответил Топка.
— Как?! — рявкнул озлившийся Пальси.
Но Еремча перебил Пальси словами:
— Дорогому гостю — дорогое место! — и показал Топке на белую шкуру оленя, которая лежала в глубине чума, на почетном месте.
Пальси обиделся, но смолчал. Еремча сказал Топке:
— Старые обиды забудем... Жизнь новую вместе строить надо. Ваши олени и наши олени — одно стадо... Корма всем хватит!
Топка задумался и ответил:
— Людей спросить надо, согласны ли будут?
Топка уехал. Довольный Еремча потирал руки, а Пальси с надеждой смотрел на Еремчу.
Колхозники решили свое стадо соединить с оленями Пальси и пасти вместе на Широкой долине.
Ожила Широкая долина
Топка маленький окончил техникум народов севера. В колхозном стойбище его часто вспоминали и ждали с большим нетерпением. Его уже не называли Топка маленький. Теперь он Топка Младший.
Топка Младший уезжал на родину.
На пароходе он доехал до большого села. Это было последнее большое село, а дальше шла тайга. На сотни километров разлилось темно-зеленое море лесов. Топка, как хороший капитан, знал все пути в этом море и ехал без проводника.
Перед ним возвышались горы-великаны, гордые и неприступные. По долинам, как огромные змеи, извивались синие горные речки. В низинах, в густых травах и мхах тонули таежные озера, где целыми днями копошились и крякали утки. По склонам гор кудрявились голубые мхи и красным ковром расстилалась спелая брусника.
Вечный плотник — дятел своим носом-долотом отчаянно долбил сухое дерево, и кора с шумом сыпалась вниз.
— Трудолюбивая птица... — сказал сам себе Топка.
Глухие таежные места волновали Топку, в нем вновь проснулся горячий охотник.
Его острые глаза не пропускали ни одного, даже чуть-чуть заметного узора на земле. Он по-прежнему легко разбирался в этих узорах.
Рассматривая следы, он говорил:
— Это прошел лось, зверь большой и сердитый, а вот это шла лисица и своим пушистым хвостом след за собой заметала. Хитрая, она думает я не замечу, она думает в городе я разучился видеть, — рассмеялся Топка.
А в это время на Широкой долине начинался трудовой день. Сегодня колхозное стойбище проснулось раньше обычного. Все говорили об одном: о белке.
Стойбище быстро опустело, — колхозники уезжали на охоту. В чумах остались только больные, старики, женщины да дети. Отец Топки поехал смотреть, хорошо ли пасется колхозное стадо.
— Что такое?! — удивился Топка, — где же чум Пальси? Где же чум Еремчи?
Вместо чумов валялись угли да зола от их очагов. Чумов не было.
Поднявшись на гору, Топка Большой увидел, что Пальси, Еремча и еще несколько человек торопливо ловят лучших оленей. Умные животные бросаются со всех ног в разные стороны — не даются. Ни дедушки Яра, ни других пастухов-колхозников нет.
Топка побежал к стаду. Еремча быстро схватил ружье. Грохнул выстрел, прокатился по тайге и замер.
Над колхозным стойбищем разразилась беда. Стада оленей не оказалось. Еремча и Пальси со своими людьми угнали всех оленей.
На другой день в густых зарослях нашли дедушку Яра и четырех колхозников-пастухов. Они лежали, крепко связанные веревками. На пригорке, на мягком ковре из голубого мха и таежных трав лежал мертвый Топка Большой. Рядом сидела его собака. Широко раскрыв умные глаза, она скулила протяжно и жалобно. Таежный друг и верный товарищ по-своему, по-собачьи оплакивал хозяина.
Дедушка Яр рассказал, как напали кулаки и угнали стадо, как рассвирепевший Еремча убил Топку.
Обезумевшие колхозники бегали по стойбищу, бестолково топтались. Горячая обида обжигала сердца. Мужчины злобно сжимали кулаки. Женщины плакали. Даже собаки виновато юлили хвостами и заливались бешеным лаем, сами не зная на кого они лают.
Стойбищу угрожала смерть. Испугались люди:
— Что делать?