Ты еще никогда так не говорил со мною… Почему ты всегда был молчалив и этим разжигал мою ревность? Прости меня… Нет, даже прощения не могу просить у тебя сейчас… Я поняла, что любовь — это негаснущее чувство. Родившись однажды в сердце человека, оно не уходит, оно живет, светит и излучает теплоту. Мне горько, что я порвала фотокарточку. Не слишком ли это дорогая плата за то, что я почувствовала себя счастливой?
Новогодний бокал за счастье
За окном кружатся пушинки снега. Летят в неведомую темень, шелестят по карнизам, тихо целуют стекла и тают…
В комнате один Тарас. Восемь коек нетронутыми, немятыми стоят до самого утра. Потому что сегодня Новый год и хлопцы встречают его в женском общежитии.
На тумбочке возле Тарасовой койки — раскрытое письмо. «Приезжай сегодня, — просит Оля, — хоть один раз отпразднуем вместе. Я хочу выпить с тобой за счастье».
— За счастье… Не могу… Я уже выпил за него давно.
Уткнулся лицом в подушку, чтобы не видеть письма. Его принесли перед обедом, но еще и сейчас, за два часа до отхода поезда, Тарас не знает, поедет он или нет.
Новый год… С самого утра идет густой снег, мягко ложится на землю. С самого утра летят мысли по заметенным тропинкам в далекое прошлое. Хоть бы метель или буран поднялся, что ли, — так нет, такой же легкий и густой снег, как тогда… Не снег — незабываемая нежная мелодия, не снег, а терпкое, припорошенное пылью времени воспоминание.
Был когда-то такой же новогодний вечер. Оркестр играл вальс. В вестибюле много девушек — знакомых и незнакомых, у всех на лицах радость, а в волосах звезды. Он ходил меж колоннами, искал. Ее нет. А других не замечал. Хотелось уйти отсюда прочь.
Вдруг увидел: светлые глаза, завитушки русых волос, спадающих на лоб, розовое платье — все это промелькнуло в вихре вальса.
Окончился вальс. Замечтавшаяся, свежая, как лепесток пиона, стоит Неля одна, будто ждет кого-то… Кого же?
Тарас подходит, а в груди, как в кузнице: стук… стук… Приглашает танцевать, предлагает провести вместе этот вечер, просит подойти к буфету, выпить бокал новогоднего вина. Вино искрится, играет красками, сладкое и хмельное, как любовь.
— С Новым годом!
— С новым счастьем!
Неля смеется, не пьет до дна. Какая-то грусть проникает в сердце юноши. Он тоже не допивает.
…Убаюканная предрассветным глубоким сном улочка, и падающие снежинки, и она с заснеженными кудрями возле него.
— Я люблю вас… — неосмотрительно срывается с его губ…
В ответ — легонькая улыбка, едва уловимая искорка иронии в ее глазах и слова: «Это же был всего-навсего Новый год!»
Кто-то безжалостно примял букет белых ромашек…
А все же Тарас теперь мечтательно улыбнулся. Не однажды, словно тень Нели, проплывал перед глазами образ Ольги и исчезал.
Новогодняя ночь заглядывала в пустую комнату, бились снежинки о стекла освещенного окна. Ни о чем больше не хотелось думать. Прижался лицом к подушке, — так, казалось, не слышны укоры совести.
За окном шелестел ветер, тикали на тумбочке часы, завершая восьмой час… Тик-так… Тик-так… Монотонно, мерно, без конца…
В дверь как будто бы кто-то постучал. Ах, сегодня так не хотелось кого-либо видеть, что даже не отозвался словом: «Войдите». Однако дверь отворилась, и в комнату вошла девушка. Из-под шапочки выглядывали слегка припорошенные снегом завитки волос, на румяных от мороза щеках ямочки.
— Неля!.. — словно вихрем влетело в грудь счастье.
Девушка не смутилась.
— Я знала, что сегодня ты должен быть здесь. Потому и пришла. К тебе.
— Ко мне? Но ведь… — заговорили вместо Тараса осторожность, боязнь, совесть.
— Знаю, зачем говорить? Ты пойдешь со мною встречать Новый год. Допивать вино…
Не имея сил промолвить ни единого слова, Тарас молча протянул ей письмо от Ольги. Но Неля не хотела читать. Умоляюще посмотрела на Тараса, и он увидел в ее глазах что-то такое близкое, будто свое, родное.
— Для нее ты на всю жизнь, для меня — на один вечер. Нет, ты не сможешь отказать мне.
Сердце его учащенно забилось.
— Один вечер! — проговорил он. — Один вечер! А до моей жизни, до моей любви тебе и дела нет?
— Как же так нет? — удивленно спросила девушка. — Я ведь сберегла и принесла тебе сегодня твое «люблю». Разве напрасно это слово ты отдал тогда мне?