Кипело озеро, погружался в него обоз. Оступился старик, втаскивая телегу, всплыла белая борода. Верещали ребятишки, выли бабы. С треском, с шорохом шел вал дыма. Взлетали, падали в воду огненные хвосты камыша. Отступали мужики в воду, сжимая в руках горячие древки пик и черенки кос. Нависла над берегом темная чаща пожара, сейчас из нее повалят кучами всадники, затопчут, изрубят, похватают девок!.. Выныривая, мужики прикрывались бараньими шкурами, бодрили себя криками и не слышали своих голосов: такой шум стоял.
Но повалили из огня бородатые мужики на конях: примчались из Сакмары-городка казаки, извещенные лазутчиками.
За Сакмарой-рекой степь становилась все скуднее травой, суше. Вел обоз киргиз, нанятый за полштуки сукна. Недолго и шли, догнал их парнишка-киргиз, посланный с сообщением, что на обоз при переходе через реку готовится нападение: за рекой владения другого султана.
Отправили двух парней верхом в Сакмару-городок, просили помощи у казаков, и стали кочевать с дружественными киргизами по берегу реки. Не раз при виде пыльного облачка в глубине равнины посылали всадника навстречу отряду, он возвращался скоро, унылый. Уходя со стоянки, зарывали камни с выцарапанным словом «Сакмара», и на редких деревьях вырезали то же слово, и на стенах киргизских могильников. Ночью непрестанно жгли костер, пускали стрелы с привязанными к ним головешками: выводили на себя.
Дважды пытались киргизы напасть на обоз — их отгоняли выстрелами из большого ружья. Бухало оно, как пушка: его дуло вставляли в колесную ступицу, а для сходства с пушкой сделали из войлока трубу.
Невысоко летел наш «ЯК-40», хорошо видна была пойма Сакмары. Начинается речка на северном склоне хребта Урал-Тау, впадает справа в Урал. Указали мне сверху село Сакмарское, говорят, здесь стоял Сакмарский городок. Стало быть, здесь где-то окружили драгуны вернувшийся из степи обоз горнозаводских крестьян, отняли оружие и погнали под конвоем на Урал, в их деревни и слободы, приписанные к заводам. Когда отряд беглецов под охраной драгунов поворачивал в степь от Сакмары-реки, мой прапрадед соскочил с телеги, в прибрежном лесу прошел к осокорю и нарезал веток.
Прижились в Каменке привезенные с берегов Сакмары черенки, стали тополями.
Летел я над вековой дорогой — дорогой из леса в степь.
В эту вековую дорогу вплетены следы казахских аулов, что уходили от джунгарских орд под прикрытие русских военных постов. Вплетаются в нее следы телег, на которых горнозаводские крестьяне везли пушки Пугачеву, и след конских табунов, что степняки гнали на Урал на продажу; вплетаются в эту дорогу след обоза русских переселенцев и современные воздушные и железнодорожные пути. В вековой дороге могила моего прадеда — дед Федот горевал, что не найти ее. А как найдешь? Ушел обоз от могилы, ветер поднял примятые колесами травы, и нет следа на равнине. В этой дороге наша Роща — как огромный зеленый костер.
Далекое
Ехала по степи девушка-казашка, глядела коню под ноги.
Проезжала девушка над балкой, увидела на ее днище нездешних людей. Узнала казаков — по фуражкам с околышами, по штанам с лампасами. Кони у них были оседланы; два бородача сидели на корточках, чистили винтовки. Третий казак затаптывал кострище, стоял по колено в дыму. Четвертый, молодой парень, оттирал котелок травяным комом. Он загляделся на девушку. Бородач хрипло окликнул его, тот послушно отвернулся и стал втискивать котелок в седельную сумку.
На пригорке девушка слезла с коня. Здесь вчера еще стояла юрта, остался от нее круг бледно-зеленой выморочной травы, какая вырастает без солнца. Девушка ворошила ногами траву, не слышала, как подъехал всадник.
— Чего потеряла-то?.. — спросил он дружелюбно.
Головы она не поднимала, продолжала шарить в траве, и потому приняла его за одного из тех, что ночевали в балке. Русских слов девушка знала мало. Вместо ответа она потыкала пальцем в то место своего инкрустированного пояса, где чернела кожа: серебряная пластинка выпала.
Так ходила она, ходила, забыв о всаднике, и вдруг была остановлена голосом: «Твоя?..» Она взглянула, увидела перед собой незнакомого парня. Он протягивал на ладони серебряную пластинку. Пластинка была украшена узорами и зеленым, как кошачий глаз, камнем.
Она улыбнулась парню и протянула руку. Он тут же отдернул свою, отбежал: дескать, догони, отними. Она кинулась за ним. Ему мешала бегать шашка, винтовка колотилась за спиной, но был он увертлив и быстр. Однажды она догнала парня, он увернулся, однако она успела сдернуть с него фуражку и вскочила в седло.
— Эй! — испугался парень. — Отдай фуражку!
Девушка хлестнула поводьями своего рыжего скакуна.
Вмиг парень был в седле.
Он догонял, уже ловил ее поводья, как девушка криком посылала коня вперед.
Игра веселила девушку, парень отвечал ей смехом. Но промахнулся он в который раз, и тут на повороте она заглянула ему в глаза: зазорно парню, обидно, а его ли вина?.. Пегий конь не мог угнаться за ее скакуном.
На новом заходе она придержала коня, парень поймал ее за руку. Оба они раскраснелись, жарко дышали, платок у девушки сбился. Их кони враждебно пятились, всхрапывали и дергали головами. Он засмеялся, теперь уж весело, протянул ей серебряную пластинку с зеленым камнем.
Девушка подала ему фуражку и только тут увидела, что фуражка без околыша и что над козырьком приколота звезда. Звезду, жестяную, крашенную красной краской, девушка помяла, когда держала фуражку в кулаке. Парень выпрямил лучи звезды, надел фуражку и сразу переменился.
Девушка как очнулась. Ниже спустила платок, затянула узел на затылке.
— Прощай, — сказал парень.
Она застенчиво произнесла «спасибо». Слова «прощай» по-русски она не знала.
Развернули они своих коней и, разъехавшись, одновременно оглянулись.
Впереди, из балки, выехали казаки. Парень привстал на стременах, всматриваясь. Казаки не прибавляли шага, но девушка почувствовала враждебность в их молчаливом приближении. Парень хлестнул свою лошадь, казаки вскачь, с дробным топотом пустились следом. Пронеслись мимо девушки. Страшны были их хищные лица.
Девушка понаслышке знала о белых и красных, вовсе не знала о том, что белая армия отступает в глубь степей, что парень с жестяной звездой на фуражке — разведчик красных, что казаки тоже посланы в разведку и потому не стреляют в него, хотят взять его живым. Но видела девушка: казаки враги парню, и знала — догонят его.
Девушка ударила поводьями своего скакуна.
Стороной она обогнала казаков, поравнялась с парнем и повела его за собой, к отрогам. Слабел бег пегого коня, девушке приходилось сдерживать своего скакуна.
Надвинулись отроги, валами пошли навстречу изгибы предгорья. Слышался топот погони, вскрики казаков.
Девушка направила коня в просвет между голыми боками гор.
— Круто! — закричал парень.
Девушка схватила его коня за узду, криком подбодрила своего. Кони скачками стали взбираться наверх. Позади раздались слова команды. Девушка оглянулась и увидела, что погоня разделилась: двое из них кинулись объезжать гору.
Пегий конь парня вконец выбился из сил. Девушка тянула его за узду, парень хлестал плетью. Ноги у коней разъезжались в сыпучей гальке: взбирались вверх по желобу, выбитому вешними водами. Казаки быстро, как будто без усилий, взбирались следом. Девушка, оглядываясь, видела проседь в бороде старшего.
Внезапно расступились горы, отошли, качнув своими круглыми боками. Кони взяли последние метры перевала — и встала, будто выросла под ними, осокоревая роща.
Ахнул парень, рассмеялся. Разом послали они коней вниз, понеслись, уже не оглядываясь, по ровно сбегающему предгорью. Влетели с разгона в спасительную гущу листвы.
Казаки следом скатились на равнину. Заметались перед рощей, дожидаясь посланных в обход. А дождавшись, не решились рисковать, искать красного в роще, откуда доносились собачий лай, громыханье железа и прочие шумы большого селения.