1969
АКУЛИНА ИЗ ЧЕРНИГОВА
Перевод Р. Ветошкиной
Из нашей родни лучше всех устроилась тетка Акулина, дородная, широколицая, с кольцами и перстнями почти на каждом из десяти поросших рыжими волосинками пальцев. Говорили вначале, что вышла она замуж за очень большого человека. Потом выяснилось, что большой человек работал бухгалтером в Чернигове, правда, не простым, а главным, к тому же на заводе, где производили разные вина и напитки.
Остальная родня — деревенская. Дядьки, тетки, племянники, родные и двоюродные братья и сестры отца и матери жили или в нашей деревне, или в двух соседних — Алексеевичах и Кришанах. Но понемногу и они выходили в люди. Младший брат отца остался на сверхсрочной службе в кавалерийском полку, стоявшем в Клинцах, а самый младший по линии матери, Корней, или Корнюш, как мы его называли, выучился на шофера и с форсом проезжал на своем газогенераторе через нашу деревню.
От нас до Алексеевичей — пять верст, до Кришанов — три. То, что многочисленная отцовская и материнская родня жила близко, имело немалые преимущества. Я не помню, когда строили нам хату, но из рассказов матери знаю, что в тот день, когда в лесничестве наконец был оплачен лес, съехалось восемнадцать подвод, и бревна родичи и свояки вывезли одним махом. Так что довольно просторная, на две половины хата, если не считать платы за лес, стоила отцу два пуда ржаной муки, из которой нагнали самогону, и одного барана-валуха, зарезанного на закуску.
Жили мы, как и все, не хуже и не лучше, иногда даже впроголодь.
Отец в первый год коллективизации вступил в колхоз, работал там конюхом, бригадиром, полеводом, но почти каждый год у меня рождались новые братья и сестры, и к тому времени, когда я стал кое-что понимать в этом мире, их было уже семеро. И это вынудило отца бросить колхоз и сделаться отходником. В местечке строили разные склады, помещения, и отец работал там плотником. Зарабатывал, как говорится, живую копейку, отмеривая по десять километров туда и обратно и принося три раза в неделю по две буханки хлеба под мышкой.
Первый трактор, первый автомобиль, первое, еще немое, кино, которое привезли в нашу деревню, — все это было на моих глазах. Стыдно признаться, но поезд в первый раз я увидел, когда мне было лет десять. Отец взял меня с собой в местечко, и я даже испугался, увидев это железное чудовище.
Тетка Акулина приехала к нам в гости как раз в тот год, когда разбился самолет «Максим Горький» и на постройку такого же нового в нашей четырехклассной школе, которая размещалась в хате кривого Амельки, собирали по десять копеек. Тетку с ее довольно пожилым, с черным лицом, мужем привез на рессорной коляске местечковый извозчик Беня Фунт, и вся наша деревня замерла от удивления. Акулинин муж носил черный шерстяной костюм, на ногах блестящие, с длинными носами туфли, а на голове еще не виданную в нашей местности шляпу цвета вороньего крыла. О тетке и говорить нечего. Она вся шелестела шелками, и от нее так пахло, будто в своем кулаке она зажала все запахи окружающего поля и леса.
Беня Фунт жаловался односельчанам, что извоз скоро бросит, так как прижимают налогами, а Акулинин муж, щелкая серебряным портсигаром, угощал его городскими папиросами.
Тетку Акулину принимали как царицу. Она приехала после троицы, когда старая картошка кончилась, а новая еще не выросла. Мы сами кормились в это время зелеными перьями лука и щавелем, но ради тетки были сняты с чердака небольшой копченый окорок и мешочек с желтым, густо просоленным салом — последнее богатство, которое береглось на пору сенокоса и страды. Съехалась вся окрестная родня, и тоже не с пустыми руками.
Три дня гудело веселыми голосами и песнями наше подворье. А потом были еще приглашения, угощения у других — дальних и близких — свояков. Никто не хотел перед городской теткой ударить лицом в грязь.
Уезжая, тетка всех приглашала к себе в гости. Беня Фунт, которого ради этого случая специально вызвали из местечка, чуть руки не оторвал, грузя в тарантас чемоданы и корзины с яйцами, маслом, сушеными грибами.
Тетка Акулина потом еще два раза — с дядькой и без него — приезжала в деревню. Ее хорошо принимали, угощали, хотя и не так пышно, как в первый раз.
Наконец настала и наша очередь ехать в Чернигов. Конечно, не просто в гости. Мы стали жить так, что было не до гостей. Братья и сестры подрастали, ходили в школу, с каждым годом требуя все больше харчей, одежды, обуви. С питанием было проще. Картошка в хате все-таки не переводилась. Она неплохо родилась на лесных сероземах, выручая не только нашу семью. Но бывали и такие месяцы, что, кроме картошки и огурцов, мы больше ничего не видели. Как я завидовал тем из своих друзей, чьи отцы иногда приносили из магазина, из Алексеевичей, по килограмму серебристой камсы или порыжевших, залежавшихся селедок! Мой отец редко доставал такие лакомства, сберегая копейку на более серьезные вещи. Да и трудно было накормить килограммом селедок нашу большую семью. Иной раз я просто ненавидел своих младших братьев и сестер за то, что их так много и они много едят.